Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

Когда мы доплыли до р. Муту, то у меня вновь начались приступы лихорадки. Несмотря на это, я продолжал плыть еще пятнадцать миль вдоль правого берега Муту на северо-северо-восток и на восток. Болезнь моя чрезвычайно обострилась ввиду постоянного воздействия солнечных лучей. В Интерре мы встретили сеньора Азеведо, человека, хорошо известного всем, побывавшим в Келимане. Он тотчас же предложил мне свой баркас, на корме которого находился домик. Пересев на баркас, я сразу попал в очень благоприятные условия, потому что он становился на якорь в самой середине потока, где меня совершенно не тревожили москиты. Таким образом, пользуясь всеми удобствами, я доехал на этом баркасе 20 мая 1856 г. до Келимане (17°53 08 ю. ш., 36°40 в. д.) почти через четыре года после того, как я отправился в это путешествие из Кейптауна.

Здесь я был принят в дом полковника Гальдино Джозе Нунеса, одного из лучших людей в этой стране. Я никогда не забуду его радушного приема и гостеприимства.

Если читатель сопровождал меня так далеко, то, может быть, он будет расположен заинтересоваться целями, которые я ставлю себе, если на мою долю выпадет честь сделать что-нибудь для Африки. Так как плато на краях центрального бассейна является сравнительно здоровым местом, то первой целью представляется мне обеспечить туда постоянную дорогу так, чтобы европейцы могли как можно быстрее миновать нездоровые местности, находящиеся ближе к берегу. Река еще не вполне исследована, но когда я ехал вниз, то в ней было очень много воды для большого судна, и такое положение длится в течение четырех или пяти месяцев в году. Во время низкой воды по ней могут плавать баркасы; по ее глубокому каналу могли бы в это время свободно курсировать пароходы, которые плавают по Темзе.

От морского берега до небольшой быстрины, находящейся в 30 милях выше Тете, мы имеем 300 миль судоходной реки. Выше этой быстрины река может быть судоходной еще на 300 миль, подходя к восточному краю плато. Но, хотя я прошел среди племен, с которыми португальцы были в состоянии войны, из этого не следует, что такое путешествие было бы совершенно безопасным для других, товары которых будут сильным соблазном для туземцев. Однако когда мы пройдем это враждебное население, то мы встретим совершенно другой народ, и на этом народе основаны все мои надежды. Они хотят завести торговлю с европейцами, и их страна представляет хорошие условия для разведения хлопка.

Деревня Келимане стоит на большом илистом берегу и окружена обширными болотами и рисовыми полями. Берега реки окаймлены мангровыми кустами. Топкие болота и корни растений подвергаются попеременно действию приливов и солнечной жары. В любом месте деревни вода находится на глубине 2–3 футов [меньше 1 м]. Поэтому стены зданий, построенных на этом илистом берегу, постепенно дают осадку. Нет надобности говорить о том, что это очень нездоровое место.

После шести недель ожидания, проведенных на этом неблагоприятном для здоровья месте, я узнал, что в семи милях от входа в порт стоит на якоре прибывший в Келимане двухмачтовый бриг «Фролик», на котором я должен был возвратиться на родину. Теперь из всех моих спутников со мной оставались только Секвебу и один слуга. Секвебу был очень умным человеком и чрезвычайно полезным мне; если бы не его здравый смысл, такт и знание языка тех племен, среди которых мы проходили, то мы едва ли дошли бы благополучно до берега. Естественно, я чувствовал себя благодарным ему, а так как его вождь хотел, чтобы все мои спутники поехали со мной в Англию и, вероятно, был бы очень огорчен, если бы никто из них не поехал, то я думал, что знакомство с плодами цивилизации, о которых Секвебу мог потом рассказать своим соотечественникам, благотворно подействовало бы на него самого; кроме того, я хотел также вознаградить его за очень важные услуги, оказанные им мне. Другие тоже просили меня взять их с собой, но я объяснил им опасность, которую представляет для них перемена климата и пищи, и мне стоило больших трудов уговорить их остаться. Один из этих людей очень сильно умолял меня взять его с собой на борт корабля, и я теперь весьма жалею, что недостаток средств помешал мне уступить его желанию. Я сказал ему: «Если ты поедешь в такую холодную страну, как моя, то ты умрешь». – «Ничего, – сказал он мне на это, – пусть я умру у твоих ног».

Когда мы расстались со своими друзьями, море за устьем реки было страшным даже для моряков. Секвебу в первый раз увидел настоящее море. Была буря, и ветер поднимал очень высокие волны. Когда мы ехали с берега в лодке и она опускалась с гребня волны вниз, то создавалось такое впечатление, что мы падаем в бездну и она поглотит нас. Бедный Секвебу посмотрел на меня и спросил: «Мы так поедем? Мы так поедем?» Я улыбнулся и сказал: «Конечно, разве ты не видишь?» и попытался ободрить его. Он был хорошо знаком с челноками, но никогда не видел ничего подобного этой буре. Когда мы подплыли к кораблю, красивому большому бригу с шестьюдесятью пушками и экипажем, состоящим из ста тридцати человек, то бриг так качало, что мы могли частично видеть его дно. Для людей, привыкших к суше, так трудно ухватиться за канат и вскарабкаться по нему наверх, что вниз был спущен стул, и нас подняли, как поднимают обычно дам. Капитан Пейтон и все находящиеся на палубе встретили нас так сердечно, что я сразу почувствовал себя во всех отношениях как дома.

Путешествия Д. Ливингстона по Южной Африке в 1840–1856 гг.

Карта

Мы оставили Келимане 12 июля и достигли о. Маврикий 12 августа 1856 г. Секвебу учился английским словам и стал любимцем как матросов, так и офицеров. Он казался немного растерянным. На борту военного корабля все для него было ново и странно. Несколько раз он говорил мне: «Твои соотечественники – очень приятные люди» или: «Какая необычайная это страна – кругом только одна вода». Он сказал также, что теперь он понимает, почему я пользовался секстантом. Когда мы приплыли к о. Маврикий, то к нам навстречу вышел пароход, чтобы буксировать нас в гавань. Постоянное напряжение, в котором теперь находился примитивный ум Секвебу, достигло к этому времени своего апогея. Он сошел с ума… Я думал сначала, что он пьяный. Он спустился в лодку, и когда я попытался спуститься за ними и вернуть его на корабль, то он убежал на корму и сказал: «Нет, нет! Достаточно того, что я умираю один. Ты не должен погибнуть; если ты подойдешь ко мне, то я брошусь в воду». Заметив у него признаки помешательства, я сказал: «Секвебу, ведь мы едем к Ма-Роберт!» Это задело в его сердце чувствительную струнку, и он сказал: «О, да! Где она и где Роберт?» – и снова казался нормальным. Я попытался днем взять его с собой на берег, но он отказался. Вечером с ним произошел второй припадок безумия, – он попытался заколоть одного из команды, затем прыгнул за борт, скрестив на груди руки. Тело его мы не нашли.