Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

Вождь комбуи отказался продать нам гарпун, так как из-за войны, которую вел Мариано, они не могли достать с побережья коры милолы. Он выразил некоторое сомнение относительно того, что мы дети того же «всемогущего отца», заметив: «Как бы мы ни мылись, мы не могли бы стать белыми». Мы подарили ему небольшой отрез материи, а он весьма великодушно дал нам взамен свежей рыбы и индийской ржи.

Калебас – сосуд из сушеной тыквы с выцарапанным на нем рисунком

Фотография

В течение августа погода становилась все более жаркой. Туманные утра стали редкостью. Каждую ночь вверх по реке дует сильный ветер, кончающийся бурей. Несколько недель назад он начинался после полудня, потом позднее, а теперь около полуночи; он заставляет распахиваться наши ветхие двери кают, но дует только в течение короткого времени и затем сменяется полным затишьем.

Дичь становится обильнее; поблизости от тех мест, где мы запасаемся дровами, нам случается видеть стада зебр, как горных, так и Бэрчеля, палл (порода антилоп – Antilope melampus), водяных коз и диких кабанов, а также следы буйволов и слонов.

Ширамба Дембе (на правом берегу) покинута; несколько старых железных пушек указывают место, где находились когда-то укрепления из частокола, воздвигнутые восставшими. Выше них, недалеко от реки, стоит великолепный баобаб, в котором выдолблена хижина порядочных размеров, причем он покрыт корой не только снаружи, но и внутри. Если старые дубы в Шервудском лесу становятся дуплистыми, их сердцевина отмирает или гниет; что касается баобаба, то если с него ободрать кору снаружи и выдолбить его внутри, он снова обрастет корой и по внешней, и по внутренней поверхности.

Части реки, называющиеся Шигого и Шипанга, окаймлены обширными болотистыми низменностями, на которых лишь изредка встречаются группы пальм и колючих акаций.

Сама река достигает здесь ширины до 3–4 миль; много островов, плавать между которыми трудно, кроме периода разлива. Впереди цепь высоких гор, идущая с северо-востока, преграждает ее и сжимает в узкий и глубокий проток, называемый Ущельем Лупата. Португальцы думали, что пароход не справится здесь с течением; но поскольку оно не превышало трех узлов и мы имели попутный ветер, мы легко его преодолели с помощью пара и парусов. Тяжело нагруженным каноэ нужно два дня, чтобы пройти это место. Течение огибает маленькие скалистые мысы Чифура и Кангомба, образуя водовороты, опасные для неуклюжих судов, которые протаскивают при помощи длинных веревок.

Гребцы оставляют на этих скалах мясо – умилостивительную жертву грозным божествам, которые, как они верят, владычествуют над этими местами, ставшими роковыми для многих больших каноэ. Нам очень хитро рассказали, что местные португальцы снимают шляпы перед этими речными богами и проходят это место реки в торжественном молчании; благополучно миновав мысы, они стреляют из мушкетов и угощают матросов каноэ грогом, что следовало бы сделать и нам.

Следы буйволов и слонов доказывают, что эти животные посещают Лупату в больших количествах, и – мы часто наблюдали эту связь – здесь вполне обычно встретить муху цеце. Из Келимане выслали в каноэ лошадь для губернатора Тете; чтобы спасти ее от опасности крушения на скалах Чифуры и Кангомбы, лошадь высадили на берег и отправили днем собственным ходом через ущелье. Конечно, ее укусила цеце, она вскоре издохла; считали, что ей был вреден воздух Тете.

Выше Лупаты течение быстрее, чем ниже ее; местность становится более живописной и гористой, более населенной. За несколько миль до Тете находятся многочисленные развалины каменных домов, уничтоженных несколько лет назад враждебными туземцами. Когда мы приближались к деревне, на берегу стали собираться толпы народа, преимущественно черных. Они с удивлением глядели на пароход и, размахивая руками, демонстрировали тем, кто был дальше, каким образом вращаются колеса.

Пароход стал на якорь на реке в виду Тете 8 сентября 1858 г., и д-р Ливингстон отправился в лодке на берег. Как только макололо [24]узнали его, они бросились к воде, выражая сильную радость по поводу того, что видят доктора снова. Некоторые спешили его обнять, но другие кричали им: «Не трогайте его, вы испортите его новую одежду!» Пять старейшин явились на борт и выслушали в грустном молчании историю бедного Секвебу, который умер на о-ве Св. Маврикия по пути в Англию. «Люди умирают повсюду», – заметили они и затем рассказали нам, что 30 человек из их числа умерли от оспы. Несчастных заколдовали жители Тете, завидуя им, так как в течение первого года никто из макололо не умер. Шесть молодых людей макололо, которым надоело рубить дрова за ничтожное вознаграждение, решили отправиться танцевать за плату перед некоторыми из соседних вождей. «Не ходите, – говорили другие, – мы не знаем людей этой страны». Но молодые люди все-таки отправились в путь и посетили, за несколько миль к северу, независимого вождя-метиса по имени Чизака, который несколько лет назад сжег все виллы португальцев на северном берегу реки. Потом молодые люди пошли к Бонге, [25]сыну другого вождя-полукровки, который не подчинялся властям в Тете и выстроил укрепление из частокола при слиянии Замбези и Луэньи в нескольких милях ниже этой деревни. Спросив макололо, откуда они пришли, Бонга добавил: «Почему вы приходите ко мне от моих врагов? Вы принесли с собой волшебные снадобья, чтобы убить меня?» Напрасно молодые люди уверяли, что они не являются местными жителями, а чужеземцами, и приехали сюда с одним англичанином. Суеверный дикарь убил их всех. «Мы не печалимся о тридцати жертвах оспы, – сказали их соплеменники, – которых взял к себе моримо (бог), но наши сердца болят за шестерых юношей, убитых Бонгой». О том, чтобы добиться возмездия убийце, не могло быть и речи.

Однажды Бонга взял в плен капитана португальской армии и заставил его толочь кукурузу в деревянной ступе. Это оскорбление осталось совершенно безнаказанным. Позднее лиссабонское правительство присвоило Бонге почетное звание капитана, надеясь, задобрив его, заставить признать свою власть; но он сохраняет до сих пор свой частокол.

Тете расположен на ряде низких песчаниковых хребтов, на правом берегу Замбези, которая достигает здесь ширины почти в 1000 ярдов (960 метров). Мелкие овраги, идущие параллельно реке, образуют улицы, а дома построены на хребтах. Вся площадь улиц, кроме узких пешеходных тропинок, заросла индиго-самосевкой; его можно было бы собирать тоннами. Между тем индиго, александрийский лист, страмоний и разновидности кассии являются здесь сорными травами, которые ежегодно выпалывают и сжигают.