Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

Проходя Маланго около самых верхних водопадов, мы не видели ни одной души. Но когда отдыхали против прекрасного острова, покрытого деревьями, до нашего слуха доносились веселые голоса играющих детей; родители этих детей бежали туда, чтобы спастись от охотящихся за невольниками аджава, которых все еще подстрекали португальские агенты из Тете во время своих нерегулярных посещений. Аджава теперь избегали нас и, вместо того, чтобы идти ниже водопадов, переправились на восточную сторону, недалеко от того дерева, на котором мы повесили лодку.

Те из манганджа, с которыми нам удалось познакомиться, охотно шли к нам; но большинство потеряло всякое доверие и к себе, и друг к другу, и ко всем другим. Лодка была сожжена три месяца назад, и манганджа усиленно старались нас уверить, что это сделали аджава. Но когда мы исследовали место, то поняли, что она, вероятнее всего, загорелась в то время, когда в этом месте выжигали траву. Если бы мы предвидели, что не вернемся к ней в течение такого долгого времени, мы повесили бы ее вверх дном. В нее, вероятно, набралось много сухих листьев, и достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло все. Все деревья на 50 ярдов вокруг были обуглены и мертвы, а гвозди, железо и медная обивка лодки лежали внизу нетронутыми. Если бы это было делом рук аджава, они бы унесли медь и железо.

Так как наши надежды стать при помощи этой лодки независимыми от юга в отношении снабжения продуктами рухнули, то мы вернулись обратно с намерением доставить к этим местам другую лодку. Чтобы найти для этого ровную местность, мы покинули Шире у Маланго и отправились к верховьям реки Лезунгве. Проводником был красивый, деятельный, умный парень, которого звали Пикила. Он был замечателен тем, что почти единственный из всего населения сохранил в какой-то мере жизнерадостность. Хотя гнетущее действие, оказываемое бичом невольничества на умы туземцев, и не вызывает удивления, но представляет очень и очень печальное зрелище. Музыкальные инструменты, циновки, подушки, ступки для толчения зерна валялись вокруг без пользы и становились добычей белых муравьев. Лишившись всех своих небольших удобств, оставшиеся в живых еще глубже были отброшены обратно в состояние варварства.

Может быть, это важно только для путешественников, но мы хотим заметить, что когда занимали мы на ночь хорошо построенную хижину, которая долгое время была заперта, находившийся в ней воздух тотчас же вызывал у нас озноб и припадок лихорадки. Но как только мы разжигали огонь и хижина проветривалась, и то и другое исчезало. Часто замечали также, что если разжечь огонь рано утром, даже в самое жаркое время года, то это освежает весь дом и устраняет то ощущение духоты и вялости, которые вызывает жаркий климат.

В ночь на 1 июля 1863 г. мы проснулись от нескольких сильных ударов грома. Ярко светила луна, и ни одного облака не было видно. Все туземцы заметили, что небо в то время было чистым, и на следующее утро говорили: «Мы думали, что это бог (морунго)».

Прибыв 2 июля на судно, мы нашли от лорда Рассела депешу с приказом о возвращении экспедиции.

Кругом царило опустошение, причиненное охотой за невольниками и голодом. В большой долине Шире, точно так же, как и на Замбези, была полностью уничтожена рабочая сила. И это было везде, куда бы ни простиралась власть и козни португальцев. Постоянные набеги Мариано распространяли разорение и страдание к юго-востоку от нас до самой горы Кларендон.

В то время как это происходило у нас в тылу, тетовские охотники за невольниками с запада подстрекали аджава угнать с холмов, лежащих на восток от нас, всех манганджа. С этой целью шайки охотников за невольниками все еще переправлялись через Шире выше водопадов. В дополнение к признанию тетовского губернатора поддерживать рабство, следуя советам своего старшего брата в Мозамбике, у нас было полное основание полагать, что все это происходило на глазах его превосходительства самого генерал-губернатора. Это подтвердилось впоследствии, когда в Мозамбике мы узнали двух женщин, которые раньше жили ярдах в ста от миссии в Магомеро. Их хорошо знали наши спутники. Они были в числе толпы из нескольких сот человек, которых аджава доставили в Мозамбик. Это было как раз в то время, когда его превосходительство занимал английских офицеров разговорами о вреде невольничества. Тому, кто понимает, насколько подробно осведомлены португальские губернаторы обо всем через собственных невольников или через сплетничающих торговцев, старающихся снискать их расположение, бесполезно доказывать, что рабство существует без их одобрения и потворства.

Вид города Занзибар и гавани близ него

Рисунок середины XIX в.

Если требуется еще больше доказательств тому, насколько безнадежно ожидать каких-либо изменений в системе, господствующей с тех пор, как наши союзники-португальцы вступили в страну, можно указать на безнаказанность, с какой разбойнику Терера, убившему Чибису, разрешается продолжать свои набеги. Бельчиор, другой разбойник, был остановлен, но ему все еще разрешали вести войну, как там называют охоту за невольниками.

Г-н Орас Уэллер [45]около пяти месяцев прожил на горе Мурумбала. Это место, с которого хорошо можно было наблюдать весь ход торговли невольниками и истребления населения в окрестности. Шире протекает у подножия этой горы, и ее красивые изгибы в ясный день видны на протяжении 30 миль. В течение некоторого времени считали, что эта река закрыта для Мариано, который только формально, как бунтовщик, был объявлен португальцами вне закона. Когда же поддерживать обман дальше стало невозможно, река была открыта для него, и г-н Уэллер видел, как в один день от 15 до 20 каноэ различной величины, нагруженные невольниками, отправлялись в португальские поселения из так называемого лагеря мятежников. Весь этот груз состоял из женщин и детей.

Другие шайки вышли на юго-восток от Сены, захватывая невольников, чтобы вывозить их из Инхамбане. Когда мы были в Шупанге, к нам было послано целое посольство, которое предлагало нам слоновую кость и всю не занятую зулусами землю, если мы пошлем несколько человек, чтобы прогнать из окрестностей сенаанских охотников за невольниками. Здесь так же, как и у буров-эмигрантов во внутренней части Капленда, власть принадлежит тому, у кого есть порох. Стрелки из луков не могут противостоять мушкетам, и каждый, кто имеет доступ к морским портам, может заниматься работорговлей в любых размерах, потому что на восточном берегу не существует никакого ограничения в отношении ввоза оружия и боеприпасов. Законы в этом отношении тут такие же строгие, как и на Капленде. Но с ними происходит то же самое, что и с законами об уничтожении рабства; им никто не повинуется, – они существуют только для того, чтобы ссылаться на них и возвеличивать себя в Европе.