Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

После Джума извинялся за эту ошибку и подарил нам рису, муки, сахарного тростника и кусок малахита. На следующий день мы отдали ему визит и нашли, что он занят постройкой одномачтового арабского судна с треугольным парусом вместо того, которое, как он сказал, потерпело крушение. Это новое судно было 50 футов длины, 12 футов ширины и с осадкой в 5 футов. Оно было обшито досками из дерева, похожего на тиковое, которое называется здесь тимба-ти, а шпангоут его был из плотной жилистой древесины, мсоро. При виде этого судна у нас явилась мысль, что, если бы мы узнали об этом раньше, мы не стали бы пытаться провести свое железное судно мимо водопадов. Вокруг деревни Катозы имелись деревья тимбати, и из них можно было бы сделать доски длиной в 50 и шириной в 30 дюймов. С помощью нескольких туземных плотников можно было бы построить на озере хорошее судно с гораздо меньшими затратами и почти в такой же срок, какой нужен для того, чтобы провести судно через водопады.

Джума сказал, что они ни за какие деньги не расстанутся с этим судном. Он был занят перевозкой невольников через озеро с помощью двух лодок.

Так как он не знал, что мы собираемся его навестить, то мы натолкнулись на несколько групп крепких молодых невольников, каждый из которых был прикреплен за шею к одной общей цепи. Все они ждали отправки. Кроме них, было еще несколько человек в невольничьих колодках. Всех их убрали, пока продолжалась наша беседа, так как Джума знал, что вид их не может доставить нам удовольствия.

Когда мы встретили этих же самых арабов в 1861 г., у них было всего несколько слуг. Теперь работали на них в их селении и в близлежащей местности 1500 человек. Несомненно, что десятки тысяч туземцев устремились к ним искать защиты; своим могуществом и влиянием эти арабы были обязаны обладанию оружием и порохом. Такое скопление беженцев в каком-нибудь пункте, в котором несчастные надеются сохранить жизнь и собственность, очень обычно в этом районе, и это давало большие надежды на успех мирной миссии на берегах озера. Тем не менее мы боимся, что быстрота, с какой люди начнут гибнуть во время следующего голода или вывозиться Джумой и другими работорговцами, обезлюдит эти места, о которых мы только что говорили как о густонаселенных. Голод довольно скоро вынудит их продавать друг друга. Один умный человек жаловался нам, что арабы часто хватают невольников, которые им понравились, не соблюдая формальностей купли. Однако, принимая во внимание низкие цены на живой товар – от 2 до 4 ярдов коленкора, – трудно предположить, чтобы имело смысл похищать и увозить их не заплатив. Лодки были постоянно заняты, и, что было довольно странным, бен-Хабиба, которого мы встречали в Линьянти в 1855 г., переправили через озеро, когда он ехал из Шешеке в Килву, накануне нашего прибытия к этому заливу. Мы познакомились с туземцем, слугой арабов, по имени Селеле Сейдалах, который довольно хорошо умел говорить на языке макололо, потому что когда-то провел несколько месяцев в долине Баротсе.

Покинув залив Кота-Кота, мы повернули прямо на запад, на большую невольничью дорогу, ведущую в Лонда, страну Катанги и Казембе. Джума дал нам в проводники на первый день пути своего слугу Селеле. Он сказал, что торговцы из Килвы и Ибо переправляются через озеро или у этого залива, или у Ценга, или же у южного конца озера, но все они, где бы они ни пересекали озеро, идут вовнутрь страны этой дорогой.

С ними бывают невольники, которые несут товары; а когда они доходят до такого места, где легко можно купить новые товары, то поселяются там, начинают вести торговлю и тотчас же обрабатывать землю под хлеб. Земли пустует так много, что никакие препятствия никогда никому не чинятся в отношении размеров занимаемой площади земли. Чтобы удовлетворить свои текущие потребности, они могут купить очень дешево маниоковое поле. Купцы продолжают вести торговлю в стране в течение двух или трех лет, поддерживая своими мушкетами того вождя, который оказывается по отношению к ним более щедрым.

Первый день пути привел нас на богатую, хорошо возделанную равнину. За ней следовала волнистая, каменистая возвышенность, покрытая тощими деревьями. Часто встречаются хорошо обточенные валуны. Происходящее выветривание скал не округляет углов, и скалы расщепляются под влиянием жары и холода на угловатые обломки, усыпающие поверхность.

Мы переправились через реку Каомба, за которой шли среди растительности из родендронов, протеевых (Proteas), мазуко (Masuko) и маломпи.

У подножия горы Казуко-Зуко течет на север река Буо, впадающая в Каомбу. Нам пришлось уклониться от нашего пути, чтобы найти брод. Река местами достаточно глубока и удобна для бегемотов. Различные речки, не замеченные нами раньше, через которые мы переправлялись во время этого похода, еще до этого привели нас к мысли, независимо от показаний туземцев, что никакая большая река не впадает в озеро с северной стороны. Никакого такого притока и не нужно, чтобы объяснить непересыхаемость Шире. Казалось, что мы поднимаемся по длинному склону горной цепи. Но когда подошли ближе, мы увидели, что это длинный ряд красивых округленных холмов, покрытых деревьями. Узкие тропинки повсюду вели вверх на крутые склоны и вниз к быстрым ручейкам, берега которых были покрыты прекрасными, большими, вечнозелеными деревьями. Деревья с опадающими листьями, теперь оголенные, наслаждались зимним покоем, хотя находились на расстоянии всего 12 градусов от экватора.

Жители деревень, в которые мы входили, были обычно заняты приготовлением очень изящных рыболовных и других корзин из расщепленного бамбука или тем, что разминали кору деревьев для приготовления из нее одежды. На севере этого района используют кору одной разновидности фигового дерева. На высотах главным образом возделывают маниок. Выращивается также много клещевины, и масло, добываемое из ее семян, идет для умащения тела и в особенности волос, которые носят здесь очень длинными.

В результате того, что они так тщательно укладывают свои волосы в различные прически, волосы у них совсем прямые, как шерсть у длиннорунной овцы. Такими, по-видимому, их делает это масло.

В одной деревне все женщины были заняты проведением инициации двух девочек от 12 до 14 лет, церемонии с пением и танцами, похожей на богуера, которую совершают бечуаны и макололо при посвящении молодых людей в отряды или полки. Обряд в честь девушки бечуаны называют бойале, а здесь его называют моари; по-видимому, слова одного корня. На этих девушках была масса бус, а головы и лица были разрисованы трубочной глиной, что придавало им такой вид, как будто на них были надеты древние шлемы с подбородочными ремнями. Женщины были так увлечены танцами и обучением своих молодых питомиц правильно сыграть свою роль, что не обращали никакого внимания на просьбы мужчин пойти намолоть зерна и покрыться тканью, принесенной чужеземцами. Никто не знает ни происхождения этих обычаев, ни откуда появился целый ряд законов, признаваемых на протяжении тысяч миль. Они, по-видимому, произвели неизгладимое впечатление на умы туземцев и передавались неизменно из поколения в поколение. Богуера немного похожа на европейский обряд посвящения, но является политическим, а не религиозным обычаем. Не могли мы установить и арабское происхождение обряда; те, которые ему подвергаются, говорят о нем шепотом и иносказательно – это свидетельствует о том, что они рассматривают его как нечто очень серьезное.