Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

Когда мы 24 февраля доехали до не затопленной наводнением земли, находящейся за равниной, то узнали, что здешние деревни признавали власть вождя Катенде. Мы открыли, что та почти совершенно плоская равнина, которую мы проехали, образует водораздел между южными и северными реками, потому что мы вступили теперь в область, все реки которой текут в северном направлении, впадая в р. Касаи, или Локе. Мы находились теперь недалеко от этой реки, а все реки, через которые мы переезжали до сих пор, шли на юг.

Проводники, которых нам дал Катема, вернулись обратно, дойдя с нами только до первой деревни. Местные жители повели нас на северо-северо-запад, и мы впервые после Колобенга спустились в настоящую глубокую долину. На расстоянии 300 и 400 ярдов [275–365 м] от верхнего края равнины по дну долины бежал поток.

Мы перешли через этот поток по деревенскому мосту, который после дождей был весь скрыт под водой, доходившей нам до пояса. По обе стороны потока растет много высоких деревьев. Многие из них достигли 60 или 80 футов [18–24 м] в высоту; ковер из цветов украшал под ними землю. Поднявшись на противоположную сторону, мы подошли через два часа к другой, такой же красивой долине с журчащим потоком посредине. Может быть, кому-нибудь покажется, что, обращая особое внимание на такую маловажную вещь, как встречающиеся на пути долины, я занимаюсь пустяками, потому что в каждой-де стране много долин, но так как они были ветвями той, по которой течет Касаи, или Локе, и как сама эта река, так и все ее притоки берут воду со склонов этих самых долин, то мне можно извинить особое внимание к своеобразному характеру поверхности страны, изборожденной долинами.

По склонам долин то здесь, то там встречаются медленно просачивающиеся из земли источники, окруженные группами таких же вечнозеленых прямых деревьев с крупными листьями, какие мы видим по обе стороны потоков. Эти места покрыты сплошным ковром травянистой растительности и имеют характер скорее болот, чем источников. Их вода медленно стекает в поток. На берегах так много этих источников и болот, что они придают ландшафту местности особый характер.

Группы деревьев около источников имеют всегда мягко закругленную форму, и стволы у них высокие и прямые, в то время как деревья, растущие на равнинах, низкорослые и чахлые.

Едва ли можно сомневаться в том, что вода, застаивающаяся по целым месяцам на равнинах, впитывается в землю и находит себе путь к ручьям и рекам, выходя местами наружу в виде просачивающихся из земли болот; разница между деревьями, растущими в долинах и на равнинах, хотя те и другие – разных видов, может объясняться очень просто: деревья, растущие на равнинах, обязаны своим слабым развитием скорее тому, что они в продолжение года страдают больше от засухи, чем от избытка влаги.

К вечеру мы пришли в деревне Кабинжде. Утром 27-го числа старшина Кандженке охотно дал нам провожатых.

Мы бодро прошли небольшое расстояние, оставшееся до р. Касье, Касаи, или Локе. По приказу старшины нам было выделено два человека для переправы через реку. Касаи – необычайно красивая река, очень похожая на реку Клайд в Шотландии. Склон долины мягко спускается к реке на протяжении приблизительно 500 ярдов [около 460 м] и зарос прекрасным лесом. Сама река имеет около 100 ярдов [90 м] в ширину; мягко извиваясь, она протекает среди красивой узкой зеленой долины по направлению к северу и северо-востоку. И там, откуда она шла, и в той стороне, куда было направлено ее течение, всюду на ее пути растущий около нее лес чередовался с роскошными лугами, покрытыми высокой травой. Люди, переплывавшие со мной реку, указывая на ее течение, говорили: «Хотя бы вы плыли по ней месяцами, вы вернетесь назад, не увидев конца реки».

Место нашей переправы через реку находилось на 11°15 47» ю. ш., но нам не удалось определить долготу, так как погода была очень облачной.

Держа курс на запад в течение целого дня (29-го), мы дошли до одной деревни, находившейся во владениях Катенде, и убедились, что мы находимся в стране, где у нас не может быть никакой надежды на мясное питание, потому что один из наших проводников поймал себе крота, шерсть на котором была светло-голубого цвета, и двух мышей и приготовил себе из них ужин. Тщательность, с которой он завернул свою добычу в какой-то большой лист и подвесил на копье, показала нам, что здесь нам не придется рассчитывать на крупную дичь. Мы не видели никаких признаков существования здесь крупных животных. Проходя через деревни, попадавшиеся нам далее по пути, мы часто видели, как мальчики и девочки занимались откапыванием и ловлей этих крошечных четвероногих.

На следующий день после нашего прибытия Катенде прислал за мной, и я, имея сильное желание увидеться с ним, прошел с этой целью около трех миль в сторону от нашего лагеря. Когда мы приблизились к деревне, то в это время шел дождь, и мы, не ожидая формального разрешения на право входа в деревню, вошли в одну хижину. Спустя долгое время после того, как мы через посыльных дали знать о себе главе населения, нам было передано, что за разрешение на проезд через его страну ему, в качестве уплаты, нужно было дать или раба, или бивень слона, или бусы, или медные кольца, или дорогую раковину. Нам сказали, что без такого подарка никому не разрешалось не только проезжать, но даже увидеться лично с этим вождем. Мы спокойно объяснили им свои обстоятельства и велели передать ему, чтобы он не надеялся «схватить покорную корову за рога», как гласит туземная поговорка, соответствующая нашей пословице: «из камня не добудешь молока». В ответ на это Катенде прислал сказать нам, чтобы мы шли обратно и что он возобновит переговоры с нами на следующий день.

Я не мог удержаться от громкого смеха по поводу беззастенчивой наглости этого дикаря и, возвращаясь к себе под проливным дождем, не падал духом. Негостеприимное отношение к нам со стороны этого вождя подействовало на моих друзей удручающе, но, когда они завели беседу с одним из слуг Катенде, тот предложил им дать Катенде какую-нибудь небольшую вещь, чтобы попытаться сделать его сговорчивее. Перебрав все свои рубашки, я выбрал для подачки самую плохую из них и передал Катенде приглашение прийти и выбрать у меня что-нибудь еще, но добавил, что, когда я приеду к своему вождю голым и у меня спросят, где моя одежда, я буду вынужден признаться, что оставил ее у Катенде. Рубашка была отправлена к нему, и вместе с его слугой пошли некоторые из моих людей. Они скоро вернулись. Рубашка была принята, и нам обещали, что на следующий день пришлют проводников и провизию. Вождь выразил, кроме того, желание видеть меня на обратном пути. Мне сообщили, что он очень толстый.

Торговцы, которые приходят сюда, держат себя, по-видимому, очень робко и уступают каждому предъявленному к ним требованию. Мой человек, увидев, что один из местных жителей очень похож на его знакомого, назвал его в шутку по имени последнего, объяснив при этом, почему он так назвал его; это было сочтено за большое оскорбление, и с него потребовали большой штраф. Когда дело было доложено мне, то я не нашел, что наш человек причинил какой-нибудь вред, и сказал всем своим, чтобы они просто ничего не отвечали «оскорбленному». Тот был совершенно обезоружен этим, потому что туземцы чувствуют свою силу только в обстановке скандала, когда от слов, сказанных противником в запальчивости, разгораются страсти друзей будто бы обиженного человека. В данном случае, покричав немного, туземцы сказали нашему человеку, что все будет в порядке, если они выменяют у него что-нибудь, но тот не стал даже разговаривать с ними, и они ушли с вытянутыми физиономиями.