Чарльз Ливингстон - Путешествия и исследования в Африке

Некоторые из них выводят птенцов несколько раз в год. Земля кишит мириадами быстро появляющихся насекомых.

В разных местах страны выходят из укрытий сотни многоножек и жуков, а вечером земля кишит тысячами термитов. Потоками выбегают они из своих жилищ и, слетав на одну или две сотни ярдов [90—180 м], опускаются обратно под землю. Ничто не может сравниться с той энергией, с какой термиты в надлежащее время выходят на свет. Иногда это бывает в доме, и тогда, чтобы они не заполнили все углы дома, над отверстием раскладывают огонь, но они без колебаний проходят даже через него. Когда вечером они роем высыпают из-под земли, то кажется, будто крупные комья снега плавают в воздухе, и тогда собаки, кошки, ястребы и почти все птицы спешат уничтожать их. Туземцы тоже пользуются случаем и торопливо собирают их для употребления в пищу. Термиты имеют около полудюйма [1,25 см] в длину; толщиной они – с воронье перо. Они бывают очень жирные. Говорят, что жареные термиты очень вкусны. Их вкус несколько напоминает вареный рис. Нас однажды посетил на берегу Зоуги вождь племени байейе Палаки, мы в это время ели, и я дал ему кусок хлеба и консервированных абрикосов. Ему, по-видимому, необыкновенно понравились абрикосы, и я спросил его, ел ли он в своей стране что-нибудь подобное. Он сказал: «А пробовал ли ты когда-нибудь термитов?» И так как я никогда их не ел, то он прибавил: «Если бы ты отведал их, ты никогда не захотел бы ничего лучшего». Термитов ловят, раскапывая термитник и ожидая выхода его «населения» для починки причиненного повреждения; тогда их быстро заметают в какую-нибудь посуду.

Благодаря выпавшему дождю скот выглядит здесь бодрым и чистым. Мужчины и женщины весело идут на свои уже разрыхленные поля и сеют семена. Крупные животные покидают места, на которых они были вынуждены собираться из-за воды, и становятся более дикими. Стада буйволов или антилоп узнают иногда чутьем издали, где выпал дождь, и уходят, направляясь к тому месту по прямой линии, но иногда они ошибаются и вынуждены возвращаться к воде, которую оставили.

30 мая. Мы оставили Банго и продолжали путь к р. Лоембве, которая идет в северо-северо-восточном направлении. В ней много гиппопотамов. Ширина ее равна приблизительно 60 ярдам [около 55 м], а глубина – 4 футам [1,2 м], так как теперь на ней устроены рыбачьи запруды, но обычно воды в ней бывает еще меньше. Как у всех африканских рек в этой части страны, у нее болотистые берега. Если смотреть с плато на долину, по которой вьется река, то последняя имеет чрезвычайно красивый вид. Ширина долины около мили [около 0,5 км].

Можно легко представить себе, какими прекрасными сельскохозяйственными участками могли бы быть некоторые места в ней и сколько населения могло бы жить здесь.

Деревни здесь отстоят очень далеко друг от друга, и доступ к ним затруднителен, потому что все тропинки, ведущие к ним, заросли очень высокой травой; даже бык с трудом пробирается по ним. Трава режет людям ноги, и все же нам встретились среди травы женщина с маленьким ребенком и девочка, несущие маниок.

Вид белого человека всегда вызывал трепет в их груди. В таких случаях они испытывали, по-видимому, большое облегчение, когда я не останавливался и спокойно проезжал мимо. В деревнях при моем появлении убегали даже собаки, поджав хвост, как будто завидев льва. Когда белый человек проезжает мимо хижин, то женщины подглядывают в щели изгороди и быстро убегают. Находясь среди бечуанов, я был вынужден останавливать женщин, которые пугали детей, угрожая послать за белым человеком, чтобы он покусал их.

Миновав Лоембве, мы вступили в открытую местность, в которой часто встречались небольшие долины с ручейками, протекающими в середине болота. Через ручей всегда было трудно переходить, а так как их было много, то ноги у меня были все время мокрые. На пути нам часто попадались жертвы, приносимые туземцами по обету баримо (духам). В каждой заброшенной деревне обязательно стоял идол и небольшие навесы с волшебными снадобьями под ними. Однажды мы проезжали мимо одного полуразвалившегося дома, в котором находилась голова быка, служившая предметом поклонения. Однообразие мрачного леса и открытых равнин должно было производить гнетущее действие на душу народа.

За все время нашего пути мы только один раз были свидетелями крупной ссоры. Около нашего лагеря одна старая женщина целыми часами непрерывно молотила своим языком, обрушившись за что-то на молодого человека приятной наружности. Выведенный в конце концов из себя, молодой человек высказал овладевшее им нетерпение, и тут на него с криком наскочил другой человек: «Как ты смеешь проклинать мою маму?» Они схватились и начали толкать и волочить друг друга. Возникла борьба. Старая женщина, которая явилась причиной драки, просила нас, чтобы мы вмешались, и сами дерущиеся надеялись на это, но мы предпочитали оставаться нейтральными и предоставили им самим довести борьбу до конца. Она кончилась тем, что один из них повалил другого на землю. В результате борьбы оба были совершенно нагими. Подобрав одежду, они разбежались в разные стороны, угрожая друг другу явиться с ружьем и покончить свою размолвку битвой не на жизнь, а на смерть. Но вернулся только один из них, а старая женщина продолжала браниться до тех пор, пока мои люди, которым она порядочно надоела, не прогнали ее. Этот ничтожный инцидент был для меня интересным потому, что за все время моего пребывания в стране бечуанов я никогда не видел, чтобы люди вступали в рукопашную. Их споры между собой сопровождались всегда бесконечными словопрениями и клятвами, но всегда оканчивались тем, что обе стороны разражались смехом.

В каждой деревне делались попытки оставить нас на ночлег. Иногда нас пытались склонить к этому, принося нам в виде угощения большие горшки с пивом. Часто старшина деревни просто приказывал нам остановиться под деревом, которое он указывал. Иногда, надеясь заставить нас вернуться в деревню и остановиться в ней, молодые люди вызывались проводить нас и намеренно заводили к непроходимому болоту. Все это вызывалось сильным желанием продать нам или купить у нас что-нибудь. За один заряд пороха можно было купить у них хорошую птицу. Каждый туземец, у которого есть ружье, носит с собой мерку, вмещающую заряд пороха.

Женщины в этой стране ходят почти обнаженными. Их одеждой является лишь необычайно узкий лоскут ткани без всяких оборок; они осаждали нас просьбами продать им куски миткаля. Самые большие куски миткаля, которыми мы располагали, по 2 фута [60 см] длиной приводили их в восторг, но запас материи подходил у нас уже к концу, и нам пришлось отказывать им. Тогда многие женщины с истинно материнским чувством поднимали своих маленьких голых детей, умоляя продать маленький лоскуток для малюток. Они говорили нам, что огонь является ночью единственной одеждой их детей, и малыши согреваются, только тесно прижавшись к родителям. Женщины сплетают из мочала пояс шириной в 4 дюйма [10 см], и этот пояс, перекинутый через плечо, позволяет им носить ребенка в сидячем положении то на одном, то на другом боку.