Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)

Я незадолго перед тем рассорился с московскими купцами, у которых служил приказчиком по торговым делам с Монголией. Они были недовольны тем, что я слишком мало продавал их красного товара, и написали мне выговор с предупреждением. А я сгоряча отписал им, что их товар плоховат и дорог, что в Монголию стал поступать товар из Индии, цветистее и дешевле московского. Советовал улучшить качество и снизить цену, иначе конкуренции не выдержать и сбыт из года в год пойдёт на убыль. Ну, толстосумы обиделись: привыкли сбывать монголам всю свою заваль. Прислали мне отставку и приказ сдать остаток товара и лавку приказчику, которого назначат вместо меня.

Ну вот, сижу я в своей лавке в ожидании приезда преемника, которому должен сдать дело. Всё привёл в ясность, подсчитал наличность, подвёл баланс, и больше делать нечего. Сижу и думаю, как быть дальше, чем заняться? Самому начать торговлю в Монголии не под силу. Накопил я за семь лет торговой службы тысчонки две. Этого мало, чтобы снарядить караван хоть из пяти верблюдов. А взять в кредит московскую заваль – новый приказчик, пожалуй, откажет, и будет обидно вдвойне. Лицо потеряешь, – как китайцы говорят. Самому наняться к нему в подручные и вести его караван – ещё обиднее.

Сижу и ломаю голову. Другого дела не знаю, с молодых лет по торговому делу работал на Алтае в Усть-Каменогорске и в Чугучаке десять лет.

И вот пришёл ко мне монгол Лобсын, который не раз водил наши московские караваны по Монголии и заслужил полное доверие. Он, так сказать, мой воспитанник. С юных лет он отцом был отдан в монгольский монастырь в ученики к ламам. Но так ему тибетское богословие опротивело, что он накануне посвящения в ламы сбежал из монастыря и в Чугучаке нищенствовал.

Я его приютил, взял подручным в лавку, приучил к работе; он оказался понятливым и прилежным. Потом стал брать его рабочим при торговом караване. Он скоро запомнил все дороги и начал заменять проводника. Помирился с отцом, вернулся в свой улус, женился, но службу у меня при караване не оставил. Полюбилась ему кочевая жизнь: полгода дома, полгода в дороге.

Так вот, Лобсын, узнав, что я получил расчёт и больше не буду снаряжать караваны, очень огорчился:

– Пришёл конец моим странствиям! – говорит он со вздохом.

– Вот приедет новый приказчик, – говорю ему, – поступишь к нему, я тебя хорошо аттестую.

– Какой будет человек ещё? С тобой у нас никогда ссоры не было. Всегда всё в порядке, и я, что полагалось, получал без спора. А другой обсчитает и ещё обругает или побьёт.

Я его уговариваю, обнадёживаю.

– А сам ты что будешь делать? – спросил он. – Уедешь к себе на Алтай, что ли? И мне грустно будет. Сдружились мы с тобой, Фома, ты меня человеком сделал.

И предложил он мне работать сообща так: я должен достать товар, а он в улусе наймёт верблюдов.

– Денег у меня мало! – говорю.

Он ушёл огорчённый. Дней пять спустя пришёл опять и показывает мне старую китайскую книжку.

– Вот, – говорит, – здесь написано, где найти деньги, чтобы купить товар и снарядить караван.

Я повертел книжку.

– Ничего не понимаю, по-китайски читать не умею. Объясни толком.

Лобсын показал мне последнюю страницу. На ней что-то нарисовано и сбоку написано на тибетском языке.

И написано, говорит, вот что: «Горы Джаир, старый рудник, здесь закопано золото».

– Я знаю, что в горах Джаир были золотые рудники. Сам могу написать такое, – говорю ему.

– Нет, – отвечает, – тут и место указано точно. Вот, смотри. Нарисована китайская фанза; от одной стены её идёт стрелка к надписи насчёт золота, а от крыши в две стороны идут стрелки к горным вершинам. По этому рисунку можно найти фанзу, в которой золото спрятано.

– Откуда достал ты эту книжку?

– У отца взял. Вспомнил, что у него во время дунганского восстания спасался китайский чиновник, бежавший от дунган из Джаирских гор. Жил он у отца лет пять, всё ждал, когда восстание кончится, да так и умер, не дождавшись. Он говорил, что на руднике у него осталось золото. Это его книжка. Я тогда учился у лам, и отец велел мне написать по-тибетски об этом золоте. «Покажи, научился ли тибетской грамоте?» Вот я и вспомнил об этой книжке и нашёл её. Не поможет ли она приятелю Фоме, думаю.

– И ты уверен, что там в горах у какой-то фанзы золото закопано?

– Наверно так. Для чего китаец берёг эту книжку и отцу велел хранить её? – «Пригодится тебе когда-нибудь, как настанет мирное время», – сказал он как-то.

– Золото, пожалуй, было закопано, но давно уже взято, дунгане искали, горнорабочие вернулись за ним. А фанза-то, наверно, сгорела или развалилась.

– Чего ты боишься? – рассердился Лобсын. – Судьба тебе клад посылает в самое нужное время, а ты сомневаешься. Поедем, поищем. Работа твоя кончена, делать тебе нечего. Я приведу коня, возьмём припасу на неделю. Я дорогу знаю, старый рудник недалеко от нашей джайляу (так летняя кочёвка называется).

– Ну, ладно, убедил! – говорю ему. – Приедет новый приказчик, сдам ему лавку и товар, тогда буду свободен и поедем твоё золото искать. Наведайся через две недели.

Недели не прошло, – прибыл новый приказчик и привёз пять телег с московским товаром из Зайсана – города, откуда хозяева перевели его мне на смену. Ну и склоку он завернул мне. Весь товар, оставшийся у меня в лавке, он собственноручно перемерил, моим записям не поверил. Даже штуки с московским ярлыком, нетронутые, на выбор проверял. Аршин тридцать недостачи у меня обнаружил, и пришлось мне полностью заплатить за них. Квартиру, которую я занимал при лавке, велел освободить, хотя другая рядом, где жил подручный, которого я уже уволил, была свободна.

– Не полагается, чтобы при лавке жил посторонний человек, – объяснил он. – Или нанимайтесь ко мне в подручные сопровождать караван, или выселяйтесь.

Пришлось мне перебраться по знакомству в плохонькую фанзу во дворе одного китайского купца.

Едва мы покончили все дела по сдаче остатков, приехал Лобсын и насилу разыскал меня на новой квартире. Зашёл ко мне в фанзу и говорит:

– Вот ты где приютился, Фома! Грязно, темно, очага нет, окна нет, кровать на кан поставил от тесноты. Видишь, так жить нельзя, нужно поехать и счастье своё искать. Запас готов ли?

Я за это время уже заготовил сухарей и баурсаков [3]на 10 дней, кирпич чаю, топлёного масла, сахару. Наскоро собрал одежду. Лобсын привёл мне хорошего коня. Привязали за сёдлами весь припас. Я взял двустволку с патронами и револьвер на всякий случай. Котелок, чашки, конечно, и каёлку, чтобы землю ковырять.

Выехали из города на восток по дороге в Дурбульджин степью по долине реки Эмель. Местность здесь такая: на севере слева по дороге темнеет хребет Тарбагатай, гребень у него ровный, склон на юг крутой, весь зелёный от кустов; снегов на вершинах нет. На юге подальше хребет Барлык ступенями поднимается, на них леса темнеют, а вдали на главной цепи Кертау белеют снега. Широкая долина Эмели ещё зеленеет, лето вначале, трава не выгорела. Впереди долину замыкают горы Уркашара, тоже зелёные, крутые. Простор, солнце печёт, небо чистое, жаворонки взлетают, заливаются.