СЕРГЕЙ ОБРУЧЕВ - НА САМОЛЕТЕ В ВОСТОЧНОЙ АРКТИКЕ

Фактория — на низком перешейке, соединяющем утес с берегом, но еще в 12 км не долетая до мыса мы видим — в лагуне у косы легкий зеленый самолет — это „Савойя“ Колымской экспедиции, которая пережидает погоду.

Как полагается, мы делаем круг над „Савойей“, затем летим на мыс Северный, чтобы посмотреть, где лежат бочки с бензином, и затем обратно в лагуну.

Как только мы подходим к берегу, все вылезают на нос, на фюзеляж, и сейчас-же при участии стоящих на берегу летчиков начинается специальный авиационный разговор, для постороннего довольно нудный — о моторах, о деталях полета и посадок и т. п.

На берегу четыре человека легкого состава и начальник авиочасти Колымской экспедиции Г. Д. Красинский. Он радушно угощает нас разными вкусными вещами — и мы с ним обсуждаем вопрос о полете на остров Врангеля. Продовольствие, которое выделил Евгенов, уже здесь.

на берегу, и Красинский, не зная, прилетим-ли мы (радиопередатчик „Савойи“, также как и наш, не работает, и они могут лишь принимать сообщения) собирался уже доставить этот груз — всего 200 кгр — на остров.

Но горючего здесь, на косе мало, — оно все выгружено у фактории, и надо позаботиться о доставке его. До фактории 12 километров — три часа ходьбы по гальке и болотам и наши летчики решают, что проще туда слетать. И несмотря на низкие облака и снег мы снимаемся, и через 4 минуты садимся с восточной стороны мыса, на маленький участок моря, свободный от льдов. До фактории все же еще два километра по тундре и только спустя порядочно времени, мы наконец, вытаскивая ноги из болота и проклиная земные путешествия, приходим в факторию. Я был здесь в 1930 г. — и не могу узнать построек: большого хорошего дома нет, а на месте его маленькая избушка, обложенная для тепла дерном—„тундрой“. Оказывается, прежний заведующий факторией любил разводить огонь бензином, — благо в сенях стоит целая бочка, — и поливал его в огонь прямо из чайника! И фактория исчезла в один холодный, но не прекрасный день. Внешний вид избушки невзрачен, но внутри тепло и уютно. Новый заведующий т. Венедиктов, приехавший недавно с судами Колымской экспедиции и остановившийся здесь с женой, уже успел создать европейский уют, несмотря на крохотные размеры своего жилища.

Нам приходится оказать должное угощению. Быстро кончаем мы деловые разговоры и торопимся назад: льды могут быстро надвинуться, и тогда самолет будет заперт у мыса.

Весь вечер в нашем салоне — задней кабине самолета — ведется дискуссия о полете на остров Врангеля. Хотя самолет Красинского слишком мал, чтобы оказать существенную помощь колонистам, но он любезно решает лететь вместе с нами: радио на обоих самолетах бездействует и поэтому хорошо лететь парой, чтобы на случай аварии одной машины другая могла бы подать помощь, или, по крайней мере, сообщить о месте гибели.

Несколько раз тороса вырастали

прямо под нами, и я думал: „Ну,

от этого мы не увернемся“.

Р. Амундсен.

3 сентября с утра погода мало благоприятствует полету. Низкие тучи, на море над льдами туман. Льды сплошь подступают к материку и только вблизи самого берега маленькие полыньи.

Днем привозят горючее на байдаре, и мы можем заправить самолет. Часа в три дня действительно, как будто становится светлее, над головой на короткое время появляется клочек голубого неба, — но скоро его опять затягивает. Но всем не терпится — ведь вчера наш экипаж показал пример лихого полета в снежных тучах, и сегодня дух соревнования напряжен чрезвычайно.

До пяти часов вечера погода не улучшается, но ждать больше нельзя — если не вылетим сейчас, то не только не успеем вернуться, но даже не успеем засветло долететь до острова Врангеля. Надо решать. И вот почти в 6 вечера наш самолет снимается и кружит над лагуной.

Внизу копошатся черные фигурки вокруг зеленого кузнечика— „Савойи“: она отрывается от берега и бежит, покачиваясь как утка, по лагуне.

Низкие тучи, вверх подняться невозможно — и мы жмемся к самым льдам. Они начинаются тотчас за узкой полосой косы. Воды очень мало, все лед и лед, серый под серыми тучами.

Лед—страшный для самолета. Это не гостеприимный лед Баренцова моря, где широкие ровные поля приглашают садиться. Это тяжелый, торосистый лед, который суровым напором с севера придавлен к берегам Сибири и переломлен, сдавлен, спрессован в бугристые массы.

Мы летим низко бреющим полетом, и чувствуешь невольно всем телом, как при какой нибудь ошибке пилота, легком невнимании, самолет своим тонким корпусом врежется в эти торчащие навстречу острые гребни и зубцы.

Но вот нас настигает „Савойя“, — и в легкой и веселой, погоне двух самолетов мы забываем о льдах. „Савойя“ быстроходнее нас и легче маневрирует, — и она летит то“ с одной стороны, то с другой, обгоняет нас, ее прозрачный легкий корпус несется с изумительной быстротой мимо льдов. Она под нами — и видны головы летчиков, круглые маленькие наросты на теле веселой стрекозы. Эта гонка увлекает всех нас. Я фотографирую „Савойю“, льды, — и не замечаю, как сгущается все больше туман впереди. Наконец, он настолько густ, что лететь нельзя. „Савойи“ уже не видно, и мы делаем разворот в молочно-белой мгле низко над самым льдом. Разворот до тех пор, пока компас не покажет вместо севера — юг.

Назад мы идем уже в тумане, над льдом. Быстро проносятся под нами фантастические, от тумана кажущиеся огромными, торосы. Вот налево движется какая-то серая масса — это медведь, потревоженный шумом мотора, лениво и недовольно отходит от туши тюленя, которую он свежевал.

Выходим к мысу Северному. „Савойя“ тоже возвращается, полет в этом тумане без специальных приборов для слепого вождения — безумен.

На следующий день снова туман, низкие тучи, снег. Целый день мы бродим по косе между морем и лагуной. Кто ищет обломки дерева для костра, кто рассматривает кости моржей и тюленей, валяющиеся здесь и там, другие прыгают по льдинам, прибитым к берегу, но время от времени каждый поглядывает на небо: не разъясняется ли?

Крясинский неизменно оптимистичен: он стоит на гребне косы, и подняв бороду кверху, следит за облаками, уверяя: „Вот уже светлеет, скоро разнесет. Этот ветер быстро растащит туман“.

Но погода не хочет слушаться, все время налетают полосы тумана, сменяющие снеговые тучи. В 6 ч. вечера на западе появляется голубое небо в разрыве облаков — но туман лежит на море и на горах.