Вивиан Фукс - Через Антарктиду

В продолжение трех часов Клейдон летал на высоте 5000 футов , сначала на северо-запад, потом на восток, потом на север. Все время его сообщения по радио наносили на карту. Сначала они были очень мрачными, потом, когда он уже летел на юг, к судну, становились все более обнадеживающими. В 50 милях к северу от нас он обнаружил легкий, несплоченный паковый лед с полосой проходимого льда, тянущейся на юг до точки в 20 милях к западу-северо-западу от нашего судна.

Вскоре он пошел на посадку, разделив свободную поверхность воды с несколькими китами, которые всплыли, пуская фонтаны и, видимо, протестуя против этого существа из другого мира.

Как только самолет подняли на борт, наше судно начало пробиваться к западу, туда, где Клейдон обещал более легкие условия плавания. Скоро мы расчистили себе путь, пробившись сквозь тяжелые ледяные поля в район тонкого льда толщиной всего два фута; нормально «Терон» ломает такой лед совсем легко, но море Уэдделла сделало еще одно последнее усилие задержать нас: весь этот район оказался областью сжатия, мешавшего льду расступаться перед судном. Лед оказался слишком толст, чтобы легко было справиться с ним вручную, слишком тонок, чтобы успешно взрывать его, так как взрыв просто создавал крупные дыры во льду, не образовывая в нем трещин. Мы работали до 3 часов 80 минут утра и успели очистить ото льда один борт судна. Затем лед внезапно опять сомкнулся и пять минут спустя снова оказался крепко прижатым к бортам «Терона».

Продолжать в этих условиях высвобождать судно не имело смысла, так как лед снова и снова передвигался бы на свободное место, нагромождаясь большими массами непосредственно у судна и тем еще более затрудняя выход изо льдов. Позади нас исчезли и след прохода, и та полынья, с которой взлетел самолет. Повсюду открывались и закрывались небольшие трещины, и груды раздавленного льда поднялись до высоты палубы «Терона». И вдруг во второй половине дня 22 января сжатие ослабело, лед, измазанный ржавчиной от стали, к которой он прижимался, разошелся, как треснувшая скорлупа, и мы оказались на свободе и начали постепенно ползти вперед, в район с более легкими ледовыми условиями.

В этот вечер мы были счастливы тем, что безостановочно двигаемся на север со скоростью от трех до пяти узлов, отталкивая со своего пути льдины.

Тем временем «Протектор» приближался, заканчивая свой 1000-мильный переход от Земли Грейама. Каждый час мы включали свой радиомаяк, направляя на себя «Протектор»; мы надеялись, что очень скоро он сможет сказать нам, каков край льда к северу от нас. Ни мы, ни «Протектор» уже неделю не видели солнца, и наше взаимоположение явно нуждалось в уточнении; утром 23 января один из вертолетов «Протектора», отыскивая наше судно, пролетел 50 миль к югу. Установить с вертолетом связь нам не удалось; было ясно, что наши суда разделяет большее расстояние, чем мы думали.

Второй полет вертолета после полудня был успешным, и мы вскоре уже махали руками воздушным разведчикам и говорили с ними по радио. Они сообщили, что «Терон» находится еще в 50—60 милях к югу от кромки льдов. Только к 8 часам судно уже в открытом море подошло к «Протектору».

Вечером капитан Уилкинсон прислал китобойную шлюпку, чтобы доставить нас на борт «Протектора». Один за другим мы взобрались по 20-футовому веревочному трапу на палубу корабля.

Когда дошла очередь до Эда Хиллари, то мы услышали, как матрос сказал ему: «Держитесь крепко, сэр! Вы как? Сможете справиться?», а за этим замечание старшего шлюпки: «С ним-то все в порядке. На Эверест кто взобрался?» На борту корабля нам устроили царский прием. Потом нас отвезли в полном порядке обратно на «Терон» вместе с несколькими ящиками пива, оказавшимися весьма кстати.

В половине первого, в ночь на 24 января, «Терон» расстался с «Протектором» и снова повел атаку на Антарктиду. Мы намеревались следовать вдоль кромки льда на восток в надежде найти тот район более чистой ото льда воды, который позволил «Тоттану» достигнуть берега за три недели до нас. Весь день судно шло с постоянной скоростью 12 узлов по спокойному морю. В нескольких сотнях ярдов к югу от курса «Терона» ледяные поля внешнего края льдов колыхались и сталкивались друг с другом на небольшой волне, а мы, не желая входить во льды, пока не появится действительно чистая вода, постепенно отходили все дальше на север.

В эту ночь судно проложило себе дорогу на восток сквозь отдельные полосы несплоченного пакового льда, затем направилось на юго-восток, прямо к мысу Норвегия, где мы надеялись найти берег. Главная причина, почему нужно было держаться поближе к земле, заключалась в том, что мы хотели использовать заприпайную полынью, какая образуется летом вдоль берега под влиянием течения и дующих с суши ветров. Найдя эту «прибарьерную» полынью, можно было рассчитывать идти по ней далеко на юг, может быть даже до южного берега моря Уэдделла.

Утром 26 января мы встали, нетерпеливо ожидая в первый раз увидеть утесы берегового ледяного барьера. Летные условия казались идеальными, видимость — 10 миль, волнения не было, лишь небольшая рябь, такая, что самолет, поднимаясь на ней, обнажал лишь реданы поплавков. При приближении к берегу видимость снизилась до двух миль, и вскоре стало невозможно разглядеть мыс Норвегия сквозь несущиеся над водой снежные шквалы. Летать было определенно немыслимо, и так как мы не могли позволить себе тратить время на ожидание лучшей погоды, то повернули и пошли курсом на юг вдоль кромки широкой полосы сплошного льда, спаянного с невидимым берегом. В течение десяти последних дней облачное небо мешало нам определить свое местоположение по солнцу, и, так как не удалось увидеть мыс Норвегия, пришлось мириться с тем, что мы знали точку, где находились, лишь с точностью в 30 или 40 миль .

Сначала наносить положение ледяного барьера можно было только с помощью радара, так как берег нельзя было разглядеть из-за снега и плохой видимости, но скоро лед, спаянный с берегом, заставил нас отходить все дальше и дальше от барьера, пока наконец судно не оказалось идущим по чистому ото льда проливу шириной 20 миль примерно в 15 милях от берега. Повсюду вдоль нашего курса были разбросаны огромные столообразные айсберги, сидящие на грунте или плавающие. Особенное скопление их встретилось в том месте, где когда-то в море Уэдделла выступал на 50 миль огромный ледяной мыс Стенкомба — Уиллса, открытый Шеклтеном в 1915 году. Когда наше судно пересекало то место, где когда-то находился этот гигантский ледяной язык, мы были уверены, что множество стоящих на грунте и наклонившихся айсбергов представляют собой его разрушенные остатки.