Пауль Вернер Ланге - Подобно солнцу

Люди на «Сан-Антонио» и «Консепсьоне» в этот момент борются с тем же самым штормом. Тщетно пытаются они обогнуть мыс, отделяющий их от якорной стоянки других кораблей, и с большим трудом избегают столкновения с торчащими по- всюду из воды рифами. Положение критическое, но именно им было суждено пережить знаменательнейшее мгновение во всей истории морских открытий:

«Тут, когда уже решили, что все пропало, они вдруг увидели конце бухты узкий просвет, скорее походивший на речушку, чем на пролив. Словно обреченные, бросились они вперед и таким образом, сами того не желая, открыли пролив.

Когда же они распознали, что перед ними не речушка, а зажатый скальными породами проход, то поплыли дальше, нашли бухту, новый водный проход и еще одну бухту, которая была просторнее предыдущей. Полные радости и ликования, они сразу же повернули назад, чтобы принести эту весть генерал-капитану.

Мы же уже решили, что корабли потерпели крушение, ведь — шторм был ужасный и целых два дня мы не имели о них никаких вестей. Мы все еще томились в неведении, как вдруг заметили оба корабля, шедших на всех парусах с развевающимися вымпелами нам навстречу. Когда они приблизились, команды отдали салют из многих орудий. Мы приветствовали их таким же образом и радостно кричали. Потом воздали хвалу господу богу, деве Марии и тронулись в путь».

Магеллан будет жадно слушать сообщения Мишкиты и Серрано. Они пока не могут со всей определенностью заявить, что открыли пролив. Но многое говорит за это. Были установлены — значительные глубины, часто лот вообще не доставал дна, вода оставалась соленой, и прежде всего прилив, казалось, был значительно сильнее, чем отлив. Сгорая от нетерпения, вводит командир корабли в водный проход, но у первого же сужения приказывает бросить якоря, так как наблюдатели на носу и марсе)рассмотрели приблизительно в миле от судов у самого берега что-то похожее на поселение. Там, видимо, живут люди, у которых можно кое-что выспросить. Матросы спускают лодки на воду и гребут к берегу. Оказывается, он весь усыпан человеческими костями, здесь был обнаружен даже мертвый кит. Выяснилось, что поселок, который ожидали здесь увидеть, — просто романное кладбище, где, судя по останкам, покоятся более Двухсот человек. Ничто и никто не даст тут разъяснений; нет сведений, ни даже намека на них.

За первым водным проходом раздвинувшиеся берега образовали обширную бухту. Леденящая душу тишина прерывается только резкими криками морских птиц да мерным шорохом волн, которые бьются об отвесный берег. Конечно, очень скоро люди на кораблях оказываются во власти удручающей атмосферы, свойственной этой пустынной местности. Она навевает настроение, которое невозможно ни воссоздать, ни прочувствовать, так как наши современники, где бы они ни были и чем бы ни занимались, имеют за плечами опыт прошлых поколений. Наиболее образно и со знанием дела восхвалял выдающийся подвиг тех моряков географ Оскар Пешель. Он писал, что пролив Магеллана «состоит из вереницы каменных мешков с узкими, часто круто изгибающимися водными проходами, у самых стен которых гиря падает в бездонные глубины. Лабиринт проток часто заманивает моряков на ложный путь и приводит в замкнутые бухты. Парусные суда, такие, например, как караван Магеллана, войди в устье пролива со стороны Атлантического океана, должны были устоять против сильных встречных ветров. И требовалось не только высокое мореходное искусство, чтобы пройти сквозь тернии этого природного лабиринта, но и исключительная стойкость духа, чтобы не повернуть назад при виде этих каменных тисков, которые фантазия населяла, как все неизведанное, все- возможными опасностями».

Однажды, именно в те дни, Магеллан призвал к себе на «Тринидад» всех капитанов и кормчих и пожелал услышать их соображения о дальнейшем ходе плавания. Свое мнение он не скрывает: корабли в хорошем состоянии, способны идти дальше, команды здоровы, провианта хватит на три ближайших месяца. Его точку зрения разделяют многие. Уверенность, по-видимому, внушает то, что найден пролив, а воспоминания о бухте Сан-Хулиан, где Магеллан твердой рукой подавил мятеж, помогают принять решение некоторым сомневающимся. Только Эстебан Гомес, всеми уважаемый кормчий, считает продолжение плавания слишком отчаянным предприятием. Его аргументы звучат вполне убедительно. Если все же и удастся выбраться из пролива, еще предстоит пересечь Южное море, и никто не знает, как долго это будет продолжаться. Лучше было бы прямо сейчас повернуть назад и предпринять еще одно плавание с новыми кораблями, отдохнувшими командами и свежим провиантом. генерал-капитана такое предложение неприемлемо. Отступить накануне победы, вернуться с пустыми руками в Севилью и подвергнуться унизительному следствию по поводу мятежа, пять страдать от подозрений и происков врагов. Нет, тому не бывать! Разве этот краснобай не вызывался сам доплыть до островов Пряностей, когда только-только прибыл в Испанию и звался еще на португальский манер Эштеван Гомиш? Разве не был он раздосадован тем, что капитаном «Сан-Антонио» стал Мишкита, а не он, так на это надеявшийся?

Никто не знает мотивов поведения Гомеса, возможно, на него зря наговаривают. Само собой разумеется, что Магеллан может ответить на этот выпад только однозначно — слово, данное императору, он сдержит во что бы то ни стало, даже если придется питаться кожаной обшивкой рей. Итак, армада вошла во второй водный проход и, миновав его, 28 октября бросила якоря с подветренной стороны одного острова. Видимо, это был остров Элизабет, лежащий на пятнадцать морских миль севернее сегодняшней Пунта-Аренас.

28 октября до сих пор остается одной из немногих дат, позволяющих проследить хронологию перехода через пролив. Не ясно даже, когда начался сам переход. Мыс Одиннадцати Тысяч Дев был открыт 21 октября, а «Сан-Антонио» и «Консепсьон» в тот же день начали свои поиски, поэтому будет правильным допустить, что флот вошел в пролив 23 или 24 октября, так как Пигафетта сообщал, что «два дня не имели о них никаких вестей». Он также упоминает, что в пролив направились тотчас по возвращении двух кораблей. Не лучше обстоят дела датой выхода из пролива. Кормчий Франсиско Альбо и Пигафетта называют 28-е, другие 27-е, а некоторые 26 ноября. Если принять за основу данные Пигафетты, общее время, за которое был пройден пролив, составляет тридцать шесть — тридцать семь дней.

Аналогичным образом нет однозначных сведений о названии, данном этой водной дороге. Пигафетта упоминает название Патагонский пролив, один из кормчих, сбивая с толку, говорит проходе Виктория», так как именно с этого корабля было открыто устье пролива, и, наконец, Магеллан, видимо, называет его пролив Всех Святых. День всех святых —1 ноября, но мало что говорит за то, что именно в этот день корабли вошли в пролив.