Александр Редько - 7000 километров по Африке

Вот и с актуальнейшим СПИДом не все понятно. Что это: болезнь, Божья кара или «зачистка»? Ведь в мире более тридцати шести миллионов человек являются вич-инфицированными (2000 год). Ежегодно с таким диагнозом умирают три миллиона мужчин и женщин. Подавляющее большинство их — жители Африки. Так, например, в Замбии, где мы сейчас находимся, до восьми — десяти процентов всех больничных коек занято пациентами со СПИДом. Но не потому, что это болезнь для африканцев. Археологическими находками в ущелье Олдувай, где нам еще предстоит побывать, доказано, что человечество зародилось на этом материке. Вероятно, теперь здесь же вышло на волю то, что должно спасти или уничтожить нынешнюю цивилизацию. Многие уже знают об обнаружении таинственной пещеры «Китум» на границе Кении и Уганды. Все, кто рискнул ее посетить, быстро умирают от ужасных внутренних кровотечений. Вирусы, обнаруживаемые у погибших, не известны современной науке. Было доказано, что эта пещера является своеобразным реактором, порождающим новые смертоносные виды вирусов. Ученые подозревают, что и СПИД — родом из этой щели. И ползет он теперь оттуда на все континенты, выборочно поражая определенную категорию людей. Слышал ли кто-нибудь, что от этой «болезни» умер достойный жизни человек, образец для подражания, совесть нации и т. д. Нет, хоть в простой среде, хоть в богемной СПИД выкашивает тех, кто преступил определенные законы человеческого общества. И не надо бороться с болезнью, которой не существует. Лучше было бы осознать причину, а не возиться со следствием.

Но я несколько отвлекся от рассказа о деревне, к которой пристали наши каноэ. Третье общественное сооружение на ее площади — это школа. В единственном классе шел урок. Заглянув в проем, выполняющий роль окна, мы увидели около двух десятков учеников в возрасте от десяти до двадцати лет, сидящих за настоящими партами, установленными на глиняном полу. Такой же молодой учитель что-то писал мелом на доске. Увидев нас, все, включая учителя, заорали, вскинули вверх руки и стремглав вылетели на улицу просить подарки. Особым спросом пользовались шариковые ручки и солнцезащитные очки. Некоторые из подростков знали кое-какие стандартные английские фразы и с удовольствием демонстрировали нам свою ученость. Учитель старался держаться с достоинством и демонстративно выставлял напоказ свои резиновые вьетнамские тапочки.

Увидев наконец, что все привезенные нами подарки закончились, жители деревни привычно занялись своими обычными делами. Только староста да любопытные мальчишки по-прежнему сопровождали нас неотлучно.

Примерно полтора десятка хижин стояли на разном расстоянии вокруг площади, как бы отдельными маленькими хуторами. Некоторые из них были сплетены из жердей и обмазаны глиной, но были и квадратные сооружения из сырого кирпича. Крыши же у всех были одинаковыми: покатый толстый слой тростника, лежащий на каркасе из длинных веток. Вокруг хижин бродит большое количество пестрых черно-белых коз, которые обгладывают чахлую листву с редких кустов и даже становятся на задние ноги, стараясь дотянуться до веток деревьев. Кудахчут куры, разлетаясь в стороны от шляющихся бесцельно собак. Иногда пройдет по направлению к реке то одна, то другая женщина, неся на голове корыто с грязным бельем. А вот мужчин практически не видно. За работой мы застали только деревенского мельника, крутившего каменные жернова в специальной хижине. Две женщины принесли ему по мешку кукурузных зерен и терпеливо ждали, когда мельник, похожий на черта, обсыпанного с ног до головы белой мучной пылью, закончит предыдущий заказ.

С визгом промчалась стая низкорослых пятнистых поросят, и снова стал слышен только мушиный звон. Около некоторых хижин растут высокие пышные кусты олеандров. Несмотря на африканскую зиму, они буквально обсыпаны крупными краснорозовыми цветами.

Вокруг деревни, среди высокой сухой травы, разбросаны небольшие поля, засаженные кукурузой, тыквой и каким-то неизвестным нам злаковым растением. Несколько женщин косят их серпом, как на картинах русских художников-передвижников. Почти у каждой на боку, в платке, перекинутом через плечо, спит младенец. На краю каждого поля, в ветвях высокого и очень мощного дерева, под названием «нвана», устроена вышка-настил из деревянных щитов, на которых сидит мужчина с большим барабаном. Его задача — отгонять диких животных от своих посевов, а такие гости сюда приходят постоянно, особенно ночами.

Староста деревни пригласил нас к своей хижине, предложив попробовать местную еду. Его жена, полная моложавая женщина, с гордостью показала нам дырку вместо отсутствующих у нее двух верхних резцов и артистично сплюнула через нее. Оказывается, ей их удалили специально, для красоты, как первой леди. Хозяйка угостила желающих сушеной рыбой, жареными зернами зеленого маиса с медом диких пчел, сушеной тыквой и дыней, козьим молоком и каким-то алкогольным напитком мутно-белого цвета, кисловатого вкуса и с резким запахом, приготовляемого из бурых корнеплодов. На закуску было предложено вяленое козье мясо. Сохранить мясо в Африке — это, сами понимаете, большая проблема, а тем более в деревне. Поэтому здесь и приспособились его вялить впрок. Мясо нарезается узкими полосками и подвешивается высоко на ветвях акации, так, чтобы его не достали ночью гиены и шакалы. Днем же приходится дежурить около него, отгоняя птиц. В течение двух дней оно выдерживается под горячим африканским солнцем. Мясо сначала темнеет, затем ссыхается, а потом совсем затвердевает. В таком состоянии его можно хранить несколько недель. Полоски или варятся в кипящей воде, или размачиваются, а затем обжариваются на углях. Мы решились попробовать только мед и брагу. Должен признать, что мед был неплохим…

А затем нас пригласили на ритуальную поляну, расположенную в небольшом лесочке недалеко от деревни. Она представляла из себя небольшую вытоптанную площадку, окруженную тремя могучими нванами. Ветви деревьев переплетались между собой высоко вверху, образуя единый зеленый купол. На их стволах висели выбеленные дождем и солнцем черепа разнообразных африканских животных. Большие и маленькие, с рогами разнообразной формы и величины, они угрюмо смотрели на пришельцев пустыми темными глазницами, напоминая о бренности жизни. Староста объяснил нам, что ритуальные действа на священной поляне нельзя проводить в присутствии посторонних, поэтому нам, уважаемым гостям, смогут показать только народные танцы. Через минуту на поляне загремели три африканских барабана, гулким рокотом приглашая к себе жителей деревни. На самом большом барабане, стоящем на земле и называемом «нгома», играл палками высокий худой старик в рваных холщовых штанах, на голой груди которого болтался на веревке сморщенный кожаный кисет. Два молодых чернокожих парня, зажав между коленями небольшие барабаны- «маримба», отчаянно выбивали на них пальцами нескончаемую замысловатую дробь. На эти призывные звуки со всех концов деревни к поляне потянулись люди. Молодые и старые мужчины и женщины, подходя, тут же выстраивались в кольцо по окружности поляны и включались в ритмичный танец. Стоя на одном месте, они раскачивались и притоптывали ногами в такт барабанам. Прихлопывая себе в ладоши, люди как по команде запели хором громкую веселую песню, подмигивая и кивая друг другу. В центр круга поочередно стали выскакивать мальчишки десяти-пятнадцати лет, нацепившие поверх коротких штанишек набедренные повязки, сплетенные из зеленых листьев. Они отчаянно вращали бедрами, тазом, руками, головой, глазами и, кажется, даже ушами. Словом, все, что могло сгибаться и вращаться, крутилось у них в бешеном ритме и с немыслимой скоростью. Сначала они вертелись поодиночке, затем — парами, тройками, четверками, и скоро внутри круга не осталось свободного места. Вот теперь-то мы увидели, что в деревне очень много жителей. В центре поляны — певцы и плясуны; следующее кольцо — мы, зрители; за нами — кольцо из опоздавших к началу этого концерта. Все вокруг грохочет, танцует и поет. Ритмы и мелодии сменяются без остановки, и скоро, незаметно для себя, мы все тоже начинаем пританцовывать и что-то вопить.