Тур Хейердал - Аку-аку

Мы приветствовали собравшихся бодрым Иа-о-рана и услышали в ответ какой-то нестройный гул. У четвертой стены вместе с священником-островитянином стояла, скрестив руки на груди, Леа. Лицо ее сохраняло грозное выражение, но при виде нас она улыбнулась; Мани здесь не было. Леа показала на четыре стула, предназначенные для нее, священника и нас двоих. И предоставила первое слово Жакье как представителю французских властей.

Жакье стоя произнес по-французски целую речь. Говорил он спокойно, не торопясь. Кое-кто, видимо, понимал французский язык; они удовлетворенно кивали. Остальные, хотя явно не понимали ни слова, тоже внимательно слушали, пристально глядя на нас.

Жакье сообщил, что руководит Обществом океанических исследований, — тут толстуха одобрительно кивнула и указала на карту. Дальше он сказал, что послан самим губернатором, чтобы помогать нам. Ради этого он оставил свою семью, музей и аптеку. Показывая на меня, он подчеркнул, что я отнюдь не турист. Что это я доплыл со своими друзьями до Рароиа на пае-пае. А теперь приехал сюда с учеными людьми, чтобы исследовать старинные сооружения. Приплыли люди из многих стран и хотят мирно трудиться вместе с рапаитянами. Из Норвегии, Америки, — Чили, с острова Пасхи, из Франции. Наша цель — узнать, как жили предки рапаитян. Мы прибыли сюда с Рапануи — острова Пасхи. Так пусть же здесь, на Рапаити — Малой Рапе, нас примут так же хорошо, как принимали на Рапануи — Большой Рапе.

Леа повторила речь Жакье по-таитянски, дополнив тем, что подсказало ей собственное сердце. Говорила она мягко, даже утонченно, но вместе с тем проникновенно и призывно. Притихшие слушатели ловили каждое слово, и казалось, они стремятся объективно оцепить суть.

Я пристально изучал озаренные живой мыслью лица рапаитян, которые сидели на циновках вдоль стен низкой бамбуковой постройки. Мной овладело острое чувство причастности к тому, что происходило здесь в пору Великих открытий. Много поколений сменилось с того времени, а на Рапаити как будто прошло лишь несколько месяцев или лет. Во взглядах местных жителей читалась ничем не замутненная душа подлинных детей природы, и это впечатление было настолько сильным, что я уже не видел заношенных штанов и рубах. Наверно, набедренные повязки были бы более к месту, но мы-то замечали только внимающие умные глаза без какого-либо намека на дегенерацию, которая сопровождает внедрение чуждой культуры, зато с диковатой искрой, какую мне приходилось видеть у жителей самых глухих дебрей.

Когда Леа закончила перевод, поднялся старый вождь. Он говорил ровно, почти бесстрастно, но явно в нашу пользу. Его сменил другой старик, судя по всему, опытный трибун, который с большим пафосом произнес длинную речь на рапаитянском диалекте.

Под конец слово предоставили мне. Я начал с того, что у предков нынешнего населения, наверное, были причины вставать на защиту своих укреплений в горах, когда к острову подходили чужие суда. Но сейчас другие времена. Мы прибыли, чтобы вместе с рапаитянами подняться в горы и очистить старые укрепления от дерна и кустов, сделать их такими же красивыми, какими они были в старину. Я готов принять на работу всех желающих. Но с условием: за мной остается право отправить обратно всякого, кто не оправдает своим трудом дневную ставку.

Присутствующие вскочили на ноги и бросились к нам, чтобы обменяться рукопожатиями. И на другое утро Леа представила нам отряд из пятидесяти шести человек; рядом, улыбаясь, стоял Мани. Это было все мужское население острова, не считая двоих стариков, у которых уже не хватало сил карабкаться на гору. Вместе с Мани я повел наше войско на приступ, и ночевавший на гребне Билл чуть не свалился в пропасть при виде нескончаемой вереницы гикающих рапаитян, которые шли и шли из-за поворота, размахивая топорами и тесаками.

И закипела битва на стенах Моронго Ута. Гибискусы, панданусы, огромные древовидные папоротники не могли устоять против такого натиска, и тяжелые стволы с грохотом катились вниз вместе с листьями и травой.

Под вечер армия без единого раненого спустилась на берег. Рабочие плясали и веселились, как дети, хотя весь день трудились без передышки, только наскоро пообедали, развернув принесенные с собой свертки из больших зеленых листьев, кислым сероватым тестом попои, которое отправляли в рот двумя пальцами. А Мани в перерыве отлучился и пришел обратно вдвое толще обычного — с полной пазухой диких апельсинов, которыми угощал всех желающих.

Проводив бригаду вниз, Билл остался в палатке вместе с помощником штурмана. Было условлено, что вечером мы свяжемся по радио, по задолго до срока с седловины полетели сквозь мрак световые сигналы. Помощник штурмана передал SOS: на лагерь напал миллион крыс.

— Этот Ларсен всегда преувеличивает, — сказал капитан. — Если сообщает «миллион», значит, от силы несколько тысяч…

Утром наше войско снова выстроилось на берегу, и мы понесли на гору кирки, лопаты, проволочные сита и прочее снаряжение. Наверху мы узнали, что обе крысы, посетившие лагерь на седловине, объелись попои и отступили вниз, в апельсиновую рощу.

Несколько дней все шло как нельзя лучше, по однажды утром никто из наших пятидесяти шести рабочих не явился к месту сбора. С палубы корабля мы видели в бинокль только Билла и Ларсена на горе да машущую нам рукой Леа на берегу. Опять осложнения… Я спустился на катер. — Они бастуют, — встретила меня Леа, — Почему? — Я слегка опешил.

— Этот малый, которого вы привезли с Таити, сказал им, что кто работает, непременно должен бастовать.

Озадаченный, я пошел в деревню. Несколько заводил стояли с вызывающим видом, сунув руки в карманы; остальные отсиживались в своих хижинах, осторожно выглядывая в дверь. — Почему вы бастуете? — спросил я одного из мужчин. — А я почем знаю, — ответил он, ища взглядом поддержки у своих товарищей.

Но он ее не получил. К кому бы я ни обратился, никто не мог ничего ответить, только всем видом изображали недовольство.

— Того, кто знает это, тут нет! — крикнула из одной хижины полная женщина.

Я попросил разыскать его, и сразу несколько человек сорвались с места. Они привели упирающегося малого с наглым лицом; он был в старой зеленой шинели без пуговиц, босиком, во рту — незажженная сигарета из наших запасов. Я сразу узнал старого приятеля — бесплатного пассажира.

— Почему вы бастуете? — повторил я свой вопрос, глядя на этого нахала.

Из хижин высыпали рапаитяне обоего пола и с мрачным видом обступили нас.

— Мы хотим получать больше денег на еду, — ответил он, держа руки в карманах и не вынимая сигареты изо рта.

— Но ведь вы получаете столько, сколько просили, как на Таити!