Ада Чумаченко - Человек с луны.

Ульсон молча вытащил из кармана пачку табаку и протянул Тую. Туй повертел ее и, не зная, что делать с подарком, сунул пачку за свой браслет.

Затем он повернулся к зарослям и что-то крикнул на своём гортанном наречии.

Ветки легонько шевельнулись. То здесь, то там среди раздвинутой листвы показывались курчавые головы и темно-коричневые руки. Туй делал знаки, приглашая людей подойти поближе, но папуасы стояли не двигаясь.

— Подходите, подходите, не церемоньтесь. Будьте как дома,— ободрял их расхрабрившийся Ульсон, подмигивая Маклаю, но не делая ни одного шага вперед.

Папуасы жались друг к другу и молчали. Маклай взял одного из них за руку и вывел на середину площадки. Потом второго. Потом третьего. Их было человек восемь, и каждого из них нужно было вывести за руку и усадить в кружок на самой середине площадки. Это было не так уж легко. Маклай отер пот со лба и, усадивши последнего, сел сам среди них на камень.

— Ну, Ульсон,— сказал он,— что у нас есть с собой? Давайте сюда!

Из сумок, перекинутых через плечо, Ульсон и Бой доставали всякую мелочь.

Здесь были и бусы, и гвозди, и крючки для рыбной ловли, и обрывки ярких материй.

Папуасы с любопытством присматривались к диковинным подаркам и охотно, хотя и осторожно брали их из рук Маклая.

— Нет, ты только посмотри на них!— шептал Ульсон на ухо Бою.— Ну, мыслимое ли дело, чтобы христианин и приличный человек водил компанию с этими субъектами? Посмотри, какие на них ожерелья. Будь я проклят, если они не из собачьих зубов! А что они делают со своими носами! Посмотри, каких палочек понатыкали они туда. Некоторые, ей-богу, не тоньше моего карандаша. А у этого вместо палочки — кость. А у этого — раковина! А посмотри, какие волосы! Ведь они же выкрашены красной глиной!.. А в волосах — цветы, перья, деревянные гребни, рыбьи кости! Вот франты так франты! Воображаю, сколько бы дали в Швеции, чтоб только посмотреть на них! Вот захватить бы туда с собою парочку! Только наш-то разве согласится на это! Он и разговаривает с ними, как с родными братьями. По плечу треплет, смеется, за руку берет… И это белый человек! Знаменитый ученый!

И Ульсон даже передернул плечами от возмущения,

Бусы, гвозди и ленты были розданы. Папуасы радостно вскрикивали, хлопали в ладоши, пробовали гвозди на зубок и с увлечением тыкали тонкие травинки в отверстия бус. Обменявшись с Туем несколькими фразами, двое юношей направились к хижинам. Оттуда они вынесли кокосовые орехи, связки бананов и даже двух поросят, крепко-накрепко связанных лианами.

Маклай с удивлением смотрел на груды провизии, сложенной у его ног. Туй смеялся подбоченившись. Ульсон ткнул ногой в поросенка и одобрительно хмыкнул:

— Ну что ж, поросята ничего. Не хуже, чем в Мальме. Я думаю, следует взять.

Маклай обернулся к Тую и решительно замотал головой.

—– Не надо! Мне ничего не надо! — говорил он.— Оставьте это у себя. Слышишь, Туй, оставь это себе!

Но Туй тоже замотал головой. Он повелительно протянул руку сначала к поросятам, а потом к Маклаю. «Твое»,— говорил этот жест.

Маклай устало пожал плечами:

— Ну, что ж поделаешь! Значит, такой у них обычай. Бери поросят, Бой.

Но папуасские юноши сами наклонились к своим подаркам. Они высоко подняли их над головой и остановились, ожидая приказа Маклая.

Маклай посмотрел еще раз вокруг себя. Тонкий месяц, точно запутавшись в перистых листьях пальмы, уже светлел на бледно-зеленом небе. Вечер подошел незаметно и быстро. Темнее стали деревья. Плотнее — кусты. Только вершина горы еще светилась вдали розово и нежно. И еще сильнее пахли цветы, свисающие с узловатых, изогнутых веток, похожих на гигантских змей.

— Пора на «Витязь».— Маклай, повернувшись к папуасам, вдруг поклонился им низко и серьезно.

Папуасы как будто поняли его. Юноши еще выше подняли свою ношу и двинулись вперед, показывая дорогу Маклаю. Остальные пошли сзади, переговариваясь и перешептываясь между собой. Кто-то затянул песню. Отрывистые звуки были однообразны и заунывны. Дорога спускалась к морю уступами, и сигнальные огни «Витязя» были видны еще издалека.

Шлюпка была на месте. Волны с тихим шипением бились о ее корму. Маклай прыгнул в лодку и показал Тую на место возле себя. Туй нерешительно покачал головой. Молчали и остальные папуасы, но когда шлюпка стала удаляться, две легкие пироги поплыли за ней и проводили ее до «Витязя».

Для своего дома Миклухо-Маклай выбрал место на самом берегу моря. Там росли большие деревья, бежал ручей, цепкие растения обвивали высокие стволы. Место было уединенное и красивое.

Еще с мостика «Витязя» Маклай успел хорошо разглядеть этот гористый и зеленый берег.

Все эти дни, пока «Витязь» стоял в заливе, Николай Николаевич подолгу не отрываясь смотрел в бинокль на кудрявые лесистые горы, коралловые рифы и редкие желтые отмели — пристани пирог.

Ему нравились светлые долины, разрезавшие темные массивы лесов, синее, как синька, небо, пена прибоя у красных и лиловых камней.

Отсюда, с мостика корвета, он наметил и место для своего жилья.

В тени двух громадных деревьев корабельные плотники вбили высокие сваи.

Легкая хижина, наполовину из дерева, наполовину из брезента, была готова в несколько дней. Крышу сделали из циновок, искусно сплетенных Боем из листьев кокосовой пальмы. У одной стены поместился большой некрашеный стол. Два больших деревянных ящика, поставленных рядом, заменяли кропать.

Ульсон, охая и ахая, суетился возле вещей, сгружаемых с корвета на берег.

Вещей было немного. Главное место среди них занимали инструменты, книги, оружие.

Запасаться провизией, удобной одеждой, уютными креслами и мягкими постелями у Маклая не было охоты, да не было и денег. Всё его сбережения, все, что ему удалось выхлопотать у Географического общества,— все это целиком ушло на инструменты, на жалованье Ульсону и Бою.

Где уж там думать о вкусных консервах и аппетитных банках какао, о ящиках с хрустящим печеньем и плитках шоколада, о запасах платья и удобной обуви!

Да Маклая не слишком заботило это.

Главное у него было: стол для микроскопа, ружье для охоты, сеть для рыбной ловли. А рядом с ним, бок о бок, жил незнакомый и загадочный народ — папуасы.

Хижина была почти готова. Маклай терпеливо выслушивал воркотню Ульсона и старательно прибивал полки для книг и для своих будущих коллекций. Расхрабрившиеся папуасы каждый день приходили смотреть на работу белых людей. Все удивляло их: и блестящие на солнце топоры, и свистящий рубанок, и ящик с гвоздями. Они переговаривались между собой, смеялись, хлопали ладонями о колени и иногда, подхватив оброненный крючок или винт, долго разглядывали незнакомую вещь, покачивая головой.