Теофиль Готье - Путешествие в Россию

Кострома, где мы также останавливались, не представляет собою ничего особенного, по крайней мере для путешественника, могущего лишь наскоро обвести город глазами. Маленькие русские города имеют поразительно одинаковый вид. Они устроены по определенным законам и, так сказать, по фатальной необходимости, против которых индивидуальная фантазия даже и не пытается бороться. Отсутствие или недостаток строительного камня объясняют преобладание здесь построек из дерева или кирпича, а архитектурные линии строений из этих материалов не могут дать желанной художнику четкости. Что касается церквей, православный культ привносит свои священные каноны в архитектурные формы, которые не обладают большим разнообразием стилей, как наши западные церкви. Не правда ли, мои описания неуклонно повторяются? Но возвратимся к Волге, тоже монотонной, однако в единстве своем очень многообразной, как всякое великое явление природы.

Кроме многочисленных в России ворон над рекой мелькали сотни птиц. Поминутно пароход спугивал из тростника на островках или с песчаных отмелей стаи диких уток. Гагары, нырки летали над самой водой. В небе белогрудые чайки с перламутрово-серой спинкой чертили в воздухе свои переменчивые зигзаги, соколы, пустельги, пчелоеды кружили, высматривая добычу. Иногда орланы стремительно падали на неосторожную рыбу и поднимались сильными взмахами крыльев, направляясь к берегу.

Вот и еще раз долгие сумерки летних дней колдовски обволакивали окрестности: бесконечные оттенки оранжевого, лимонного цветов, отсветы хризопраза расцвечивали небо на заходе солнца. На этом сияющем фоне, словно фигуры на золотистом фоне византийских икон, по берегу реки темными силуэтами вырисовывалось все, что нам встречалось: деревья, пригорки, дома, далекие церкви. Небольшие слоистые черно-голубые облачка, растрепанные ветром, плыли клочьями наискось. Полускрывшееся за лесом солнце переливалось в листве миллионами световых пятен, река повторяла это восхитительное зрелище, слегка приглушая его яркость своими коричневыми водами. Ставшие видными в нарождающейся темноте, искры кружились серпантином в дыму парохода, а в тени берегов блестели светлячками или бродячими звездочками фонари рыбаков, которые шли поднимать верши.

Вода была очень низкой, и, опасаясь приближаться к берегу, так как буи ночью невозможно было разглядеть, пароход бросил якорь прямо посередине реки, в этом месте очень широкой. Мне казалось, что мы остановились посреди большого озера, так как изогнутая линия берегов и далеко вдающиеся в реку выступы закрывали горизонт со всех сторон.

Следующий день протекал в лености, при которой создается ощущение, что вы постоянно чем-то заняты, а ведь в ней-то и заключено очарование путешествий. Раскуривая сигару, я все время смотрел, как мимо бежали, все удаляясь и расширяясь, берега Волги, широкой здесь, как две или три Темзы у Лондонского моста. Суда с манежем и лошадьми, парусные барки шли мимо нас в том или в другом направлении. Движение по реке оживлялось, и я все время чувствовал, что мы приближаемся к важному пункту. Но если день прошел мирно, то вечер приготовил для нас довольно драматическое происшествие.

Пароход остановился на ночь у некоего плота-понтона, пришвартованного к берегу перед деревней или городком, название которого я не могу вспомнить. Вскоре мое внимание привлекли громкие голоса и бурная перепалка двух ссорящихся людей. На пристани, жестикулируя как одержимые, ссорились двое мужчин. От ругани они перешли к действиям. После нескольких взаимных тумаков, когда были пущены в ход кулаки, один из дерущихся схватил другого в охапку и в мгновение ока швырнул его в реку. Падение побежденного взметнуло брызги почти до моего лица, так как он упал между пристанью и пароходом, в полосу воды шириной в три-четыре шага. Вода успокоилась, и я больше ничего не увидел. Настал миг ужасной тревоги: мы все подумали, что несчастный утонул и отыскать его под пароходом не будет возможности, а его, конечно, туда уже занесло течением. Но вдруг я заметил, как у берега вскипела вода и человек, отряхнувшись, широкими шагами взобрался на берег.

Прекрасный пловец, он поднырнул под лопасти колеса, барабан которого касался соседнего парохода. Он мог гордиться ловкостью, с которой избежал опасности. Между тем убийца, вместо того чтобы убежать, продолжал извергать ругательства, ожесточенно размахивая руками, ходил из стороны в сторону, присаживался на скамью у входа в причальную каюту, затем вставал и вновь начинал свои маневры. Карл III утверждал, что за всяким преступлением скрывается женщина, и в юридических своих напутствиях всегда задавал вопрос: «Y ella?»[198] Философская справедливость этой аксиомы и была нам здесь продемонстрирована. Открылся один из люков, и из глубины понтона возникла женщина — возможная причина ссоры. Была ли она молода и красива? Слабый лунный свет не позволил мне судить об этом на таком расстоянии, впрочем, и странные ее движения не давали возможности рассмотреть черты ее лица. Призывая себе на помощь всех святых православного календаря, она падала ниц, поднималась, опять падала ниц, крестилась русским крестным знамением с неподражаемой быстротой и бормотала молитвы, прерывая их криками и рыданиями. Все это казалось крайне странным. Она походила на аиссауа[199], входившего в религиозный транс.

Полиция, призванная самой жертвой происшествия, наконец прибыла, и после долгих переговоров два солдата в серых шинелях увели виновного. Некоторое время я смог следить глазами, как по высокому берегу двигались силуэты преступника и солдат, которые не осмеливались грубо обращаться с упрямившимся злодеем, потому что он был чиновник!

Ранним утром подняли якорь. Лопасти «Проворного» взбивали воду, осмелев при свете дня, и мы незамедлительно оказались в виду Нижнего Новгорода. Было белое, перламутровое, молочное утро. Бесцветное, но пронизанное скрытыми лучами солнца небо простиралось над сероватыми холмами и над водой реки, похожей на расплавленное олово. В акварелях Боннингтона часто бывает такой же эффект, который, как кажется, превосходит возможности живописи, и добиться его могут только настоящие колористы.

Огромное скопление всевозможных судов загромождало Волгу, едва оставляя проход для судов. Высокие мачты, будто еловый лес без ветвей, своими прямыми линиями нарушали общий фон белесого утра. От свежего рассветного ветра вздрагивали на концах ярко-полосатые вымпелы, скрежетали позолоченные флюгеры, некоторые пароходы, как мельники, были запорошены перевозимой ими мукой. У других, напротив, четко различались носовая часть, выкрашенная в зеленый цвет, и борта цвета семги.