Фердинанд Врангель - Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

Рев ветра и ярость волн не позволяли нам здесь оставаться надолго. Отдохнув несколько, направили мы путь к берегу; к вечеру достигли нашего первого склада провианта, нагрузили сколько можно более нарты и тотчас поехали в надежде до наступления ночи перебраться на берег, что нам удалось, и мы расположились на ночлег не далеко от устья реки Веркона, у подошвы довольно большой скалы, защищавшей нас от ветра и давшей возможность развести огонь.

Мы поспешили обсушиться, согреться горячим чаем и подкрепиться пищей.

Марта 28-го буря затихла; умеренный ONO ветер разогнал облака. Поутру термометр показывал 9 1/2°, а вечером 13° холода. Весь день занимались мы перевозкой провианта из нашего первого склада на берег. Mожно было надеяться, что спокойное состояние атмосферы и усиливавшийся холод, покрыв льдом полыньи, позволят нам проникнуть и к другому складу с провиантом, далее на сезер лежавшему, и оттуда перевезти остальные запасы. Зная, как мало можно было надеяться на вспомоществование чукчей относительно съестных припасов, мне преимущественно хотелось обезопасить себя с сей стороны.

Марта 29-го дал я отдых утомленным собакам. Погода была ясная: термометр показывал от 18 до 19° мороза. По полуденной высоте солнца определил я положение оконечности восточного берега реки Веркона под 69°51 23» широты и 173°34 счислимой долготы. Склонение магнитной стрелки было 18°56 восточное. Отсюда на SW 83° пеленгован мыс Кибера, а на SW 87 1/2° середина Шалаурова острова.

Холод к 30 марта усилился до 21°, и я полагал, что можно будет достигнуть нашего склада с провиантом, почему и отправил туда штурмана Козьмина с тремя нартами. Но через шесть часов возвратился он назад с горестным известием, что полыньи расширились по крайней мере на 15 верст и совершенно отняли возможность проникнуть далее. Потеря наших запасов могла иметь для нас самые гибельные последствия.

Во время отсутствия штурмана Козьмина занимался я описью восточного берега реки Веркона. Он обставлен цепью кругловершинных гор, на коих поднимаются столбовпдные скалы (кекуры), подобные тем, какие видели мы у Баранова Камня. Горы сии выступают в море длинным, низменным мысом, и его можно почесть восточной оконечностью устья реки. Он назван мною Кекурным мысом, находится на расстоянии 30 верст от мыса Киберя под 69°50 53» широты и 174°34 долготы. Все пространство между двумя мысами занято плоскими, низменными островами, образованными рукавами реки; главное русло ее идет по восточному берегу и имеет до полуверсты ширины.

Апреля 1-го при 12° холода сильный OO ветер поднял густую метель и заставил нас целый день оставаться на месте. На следующее утро отправились мы к востоку в надежде соединиться с мичманом Матюшкиным, которому поручена была опись сего берега. Видя непреодолимое препятствие нашим поискам на севере, намеревался я разделить труды с мичманом Матюшкиным. На самом приметном холме у устья реки Веркона поставили мы, на случай прибытия в сии места наших товарищей, знак с запиской, что терпим недостаток в съестных припасах и нуждаемся в скорой помощи. Потеря провианта привела нас в столь затруднительнее положение, что единственная надежда наша была теперь на соединение с отрядом Матюшкина.

Пропуская собственно описание осмотренного берега, ибо намерен поместить его ниже, здесь вкратце упомяну я о дальнейших происшествиях поездки.

В 23 верстах от Кекурного мыса остановились мы ночевать на плоском низменном берегу. В некотором расстоянии на NO видны были остатки балагана, построенного из наносного леса, вероятно, русскими путешественниками. Бревна были здесь воткнуты вертикально в снег и образовывали полукружие, выгнутое к северу для большей защиты от северных ветров. По всем признакам места сии уже давно не были никем посещаемы.

Ночью на 4 апреля сильный западный ветер нагнал много снега: поутру термометр показывал 9°, а вечером только 4° холода. Ветер сей, продолжавшийся на следующий день, был нам попутный. Множество оленьих следов побуждали собак к скорому бегу, и менее нежели в пять часов проехали мы около 40 верст по низменной, едва от поверхности моря отличавшейся тундре.

Долгое отсутствие мичмана Матюшкина беспокоило меня, тем более, что наши запасы были уже на исходе. Желая продолжать опись берега, решился я еще раз попытаться проникнуть к северу и отправил штурмана Козьмина на одной нарте с поручением отыскать наш склад с провиантом или посмотреть, не удастся ли ему убить медведя для корма собакам, в чем мы всего более нуждались. Через 10 часов отсутствия возвратился он без успеха. Около 20 верст в прямом северном направлении можно еще было ехать, хотя лед был очень неровен и местами занесен глубоким снегом; но далее широкие полыньи совершенно преграждали путь. С вершины высокого тороса штурман Козьмин увидел, что от WSW до N все море было усеяно полыньями: они уменьшались несколько от N к NO, но оттуда стеной возвышались огромные торосы. От NO к О не видно было полыней, зато вдали горизонт был покрыт темносиним цветом — признаком открытого моря. Ни медведей, ни следов их Козьмнн не встретил; но заметил несколько песцовых следов: все они направлялись к NO. Известие Козьмина удостоверило нас, что мы были совершенно отрезаны от нашего склада с запасами, конечно, при ломке льда потонувшего. Ближайший склад провианта при устье Большой Баранихи находился от нас в расстоянии 360 верст; корма для собак оставалось у нас, по большей мере, только на три дня, и потому я принужден был возвратиться отсюда. Мы отправились в обратный путь, предвидя печальную будущность, что наши собаки падут от голода на дороге, а мы принуждены будем кончить путешествие наше пешком, если не встретимся со вторым отделением экспедиции и не получим от него помощи.

В унылом расположении духа проехали мы 10 верст от ночлега нашего в западном направлении, когда внезапно обрадованы были встречей с мичманом Матюшкиным. Радостно приветствовали мы товарищей, избавлявших нас из самого затруднительного положения. Отряд наш был в совершенном порядке и достаточно снабжен съестными припасами. Выбирая по возможности удобнейшие пути, Матюшкин не видал знака, поставленного нами при устье реки Веркона и, не предполагая, что мы терпим недостаток в провианте, подвигался небольшими переездами, занимаясь описью берега. Он имел случай неоднократно сближаться с чукчами. Сначала принимали они его с некоторым подозрением, но потом совершенно по-дружески. Между прочим на Шелагском мысу наши путешественники нашли небольшое чукотское селение. Камакай (старшина) его посещал Матюшкина, и через толмача, с которым прежде был уже знаком, много рассказывал о своей стране. Он также утверждал, что к северу лежит большая земля, обитаемая дикими племенами, единственной пишей коим служит снег.