Аркадий Недялков - Опасные тропы натуралиста (Записки ловца змей)

— Он совсем не болел? — удивился Курбан-Нияз.

— Рана на руке долго не заживала, но отравления ядом не было. Очевидно, Саша успел срезать место укуса до того, как яд начал распространяться в организме, — ответил Костя. — Курбан-Нияз, не перебивай!

Вторым пострадал я. Через два дня, после того как Саша уехал лечиться, вода за плотиной растеклась по большой площади, и на озере образовались островки. Затопленными оказались также кусты и деревья. Наиболее успешная охота была теперь там.

Мы раздобыли старую рыбачью плоскодонку и по очереди объезжали озеро, собирая змей с островков и деревьев. Возил нас сын местного рыбака, молодой туркмен Исмаил. Он сидел на корме и был и гребцом, и рулевым. Ловец находился на носу, выходил на островки, где собирал змей с кустов и деревьев. Во время одной из таких поездок мы подъехали к довольно большому острову с густой порослью камыша и джингиля [24] Джингиль (узбек.) — колючий кустарник. . Возле воды я заметил здоровенную гюрзу. Гюрза тоже заметила лодку и медленно поползла от берега к зарослям. Того и гляди удерет!

Я крикнул Исмаилу, чтобы он греб быстрее. Едва нос лодки ткнулся о землю, как я выскочил на берег и побежал к гюрзе. Она почти скрылась в зарослях, но все же я успел прижать сапогом конец ее хвоста. В ту же секунду змея изогнулась, отпрянула назад и бросила голову к ноге, прижимавшей ее хвост. Я отдернул ногу, но было поздно. Один зуб застрял в штанине, а второй пробил тонкую материю и проколол тело. Змея снова скользнула в заросли, а мне было уже не до нее.

Я прыгнул в лодку, обнажил укушенное место и принялся ковырять вокруг ранки кончиком ножа. Вырезать это место у меня не хватило мужества. Исмаил погнал лодку к лагерю. Плыли мы минут пятнадцать. За это время нога у меня распухла так, что идти я уже не мог. Исмаил сбегал в лагерь за сывороткой. Я сумел сам ввести себе одну ампулу и потерял сознание. Шофер и Миша отвезли меня в ближайшую больницу и, решив дальше судьбу не искушать, уехали домой. Пойми, Леша, увлекаться и терять осторожность нельзя. Ошибка может стоить жизни!

Я все понимал, но в тот момент, когда уходила гюрза, которую старушка показала после таких мучительных колебаний, мне, право, было не до рассуждений. Осторожно, чтобы не вызвать новый взрыв негодования у дядьки, я сказал об этом Косте. Он посмотрел на меня пристально и едва заметно улыбнулся.

— Ты, конечно, прав, но и об осторожности забывать не следует. Ну а что касается предрассудков и суеверий, то ты не первый, кто выступил против них. Вот Курбан-Нияз тоже чуть не пострадал от своих земляков, которым показалось, что он обидел святого. Эй, Курбан-Нияз, чего молчишь? Ну-ка, расскажи, как встретили тебя в Мисхоре после разоблачения Хакима-диваны [25] Дивана (узбек.) — юродивый, божий человек. .

Однако Курбан-Нияз не был расположен к разговору на эту тему. Он буркнул, что хочет спать, и полез в палатку.

— Не хочет рассказывать, — усмехнулся Костя, — скромничает. Ладно. Пошли и мы спать!

Но мне все же удалось как-то уговорить Курбан-Нияза и услышать эту историю из его уст.

Возвращаясь в родной кишлак после окончания работы в очередной экспедиции, Курбан-Нияз подъехал к кишлаку Мисхор. Солнце уже цеплялось за вершины Гиндукуша, и длинные тени пересекли дорогу. Сразу же за поворотом безжизненные каменистые склоны ущелья сменились зеленью садов. Белые пятна кишлачных домов, проглядывая сквозь зелень, ярусами поднимались по склонам. Изогнувшись, дорога входила в кишлак, еще раз круто поворачивала и упиралась в громадную чинару, стоявшую возле отвесной скалы. Из-под скалы, между корнями дерева, бил родник. Вода заполняла овальный хауз [26] Хауз (узбек.) — выкопанный пруд. , переливаясь через край, и прозрачной искрящейся пленкой растекалась по каменистой дороге. На краю хауза, под чинарой, к скале прилепилась кишлачная чайхана. Отсюда по горам расходились тропы. Одна из них вела в кишлак, где жила семья Курбан-Нияза.

Как и в любом горном кишлаке, в Мисхоре у Курбан-Нияза было много знакомых. Каждый горец считал большой честью быть другом знаменитого «проводника науки». Проехать Мисхор без остановки — значит кровно обидеть соседей, и Курбан-Нияз, не раздумывая, свернул к чайхане.

После традиционных приветствий чайханщик Джафар усадил проводника на самое почетное место, мигом поставил перед ним поднос со сладостями и лепешками, пиалу и чайник с кок-чаем, а сам принялся хлопотать возле очага. «Сначала накорми гостя, а потом расспрашивай» — говорят на Востоке.

Новости в Мисхоре расходились мгновенно. Прослышав о приезде Курбан-Нияза, в чайхану потянулись мужчины. Они подходили и группами и поодиночке, чинно здоровались и рассаживались. Те, кто постарше, — на айване [27] Айван (узбек.) — помост под навесом или деревом. кто помоложе — вокруг айвана прямо на земле.

Над айваном шелестела густая листва чинары, от журчащего ручейка тянуло прохладой, а из радиоприемника лилась тихая музыка. Курбан-Нияз, полулежа на подушках, медленно пил терпкий кок-чай и пощипывал теплую свежую лепешку.

Народа в чайхане собралось много, но все пришедшие почему-то холодно здоровались с проводником и не подсаживались к его чайнику. Не было почему-то и стариков. Это насторожило Курбан-Нияза. Но вот пришли и старики. Пришли все сразу. Не здороваясь с проводником, они уселись на айване тесной кучкой и потребовали чай.

Молодежь притихла. Смолкли веселые шутки и взрывы смеха.

Присмирел и разбитной чайханщик Джафар. Курбан-Нияз еще больше насторожился. Обычно старики принимали его как равного себе. Они считали проводника много видевшим и знающим человеком. Старики хорошо помнили мудрые слова: «Кто много ездил — тот много видел. Кто много видел — тот много знает. Знающему человеку — уважение и почет»! А кто ездил больше Курбан-Нияза? Каждое лето водит он по горам научные экспедиции. Каждое лето разговаривает с учеными людьми. Но пиалы с чаем ходили по рукам, старики перебрасывались короткими замечаниями, а разговор не начинался.

— Курбан-Нияз, — заговорил, наконец, один из стариков, — говорят, что в Чираке святого дивану Хакима милиция забрала, правда это?

— Да, Сафи-бобо [28] Бобо (узбек.) — дедушка. Почтительное обращение к старику. , забрали дивану, — кивнул головой проводник.

— Говорят, что и ты помогал арестовывать святого, — продолжал Сафи-бобо, укоризненно покачивая головой.

— Не только я, много людей помогали милиции, — уклончиво ответил Курбан-Нияз, стараясь понять, куда клонит старик.

— Чем же помешал вам, безбожникам, безобидный дивана? — сердито проворчал другой, еще более древний старик. — Зачем обидели божьего человека?