Фарли Моуэт - Путешествие на Коппермайн

Двадцать третьего апреля, как я уже говорил, мы тронулись на север. Сильно потеплело, и снега начали так обильно таять, что идти в снегоступах стало трудно, тянуть волокуши с тяжелым грузом с каждым днем было тоже все труднее и труднее, поэтому до озера Клоуи мы добрались только 3 мая.

Это озеро всего двенадцать миль в ширину и, говорят, соединяется на западе с озером Атапаскоу [15]. Оно известно как место сбора индейцев, направляющихся в тундру, потому что дальше Клоуи деревья не растут и индейцы строят свои легкие каноэ тут. В день нашего прибытия к нам присоединились еще несколько индейцев из самых разных мест, а пока мы собрались двигаться дальше на озеро, прибыло еще более двухсот индейцев.

Местные каноэ непохожи ни на какие другие, потому что совсем маленькие, легкие и по простоте конструкции напоминают эскимосские каяки. Пользуются каноэ в основном для переправы через реки, хотя иногда и для охоты с копьем на оленей, когда те преодолевают вплавь узкие протоки, а во время линьки птиц с них удобнее охотиться на лебедей и гусей. Каноэ такого вида строят только летом для переходов по тундре, для путешествий по рекам их не используют.

Индейцы строят свои каноэ и волокуши, а также делают снегоступы и всевозможные деревянные предметы только с помощью топорика, ножа, пилы и шила. Но проявляют при этом исключительную сноровку: все их изделия выполнены столь аккуратно и точно, что никакой механик, располагающий самыми разнообразными инструментами, не смог бы их превзойти.

Палатки северных индейцев, одинаковые летом и зимой, обычно покрываются оленьими шкурами, разрезанными для удобства переноски на небольшие куски. Покрытие палаток, а также посуду и легкие деревянные шесты несут приученные к этому вьючные собаки. Собаки бывают самого различного окраса, но все — помесь с песцами или волками, морда у них острая, хвосты длинные и пушистые, уши торчком. Они отличаются смелостью и такой свирепостью, что самая маленькая из них может держать на расстоянии сразу нескольких английских догов, если они загонят ее в угол. Собаки могли бы с не меньшим усердием везти сани, но так как совсем немногие индейцы утруждают себя изготовлением нарт под собачью упряжку, то переносить тяжелые грузы — доля бедных женщин, которые лишь слегка облегчают свою поклажу, привязывая легкие предметы к собачьим спинам.

С приближением зимы на безлесных равнинах вместо волокуши временно используют несколько кусков оленьих шкур с задних ног животного (камусов), которые сшивают наподобие длинной дорожной сумки. На снегу она скользит как выдра.

Когда же индейцы вновь попадают в область лесов, они изготавливают волокуши из лиственничных досок. Это доски примерно в четверть дюйма толщиной и редко шире пяти-шести дюймов. При большей ширине они были бы неудобны в работе. Их соединяют сыромятными ремешками, а с верхней стороны прикрепляют несколько поперечных брусков для прочности и для крепления к ним веревок, которыми привязывают поклажу. Переднюю часть волокуши загибают вверх полумесяцем, чтобы она не зарывалась в снег. Тянут волокушу за двойную веревку, перекинутую петлей через плечо на грудь.

Снегоступы северные индейцы делают иным способом, нежели все остальные племена. Они изгибают рамы таким образом, что внутренние стороны получаются почти прямые, а внешние — полукруглые. Поэтому получаются два парных снегоступа, каждый из которых можно надевать только на левую или на правую ногу.

Теперь на берегах Клоуи собралось великое множество индейцев, но, так как я находился под покровительством вождя, меня никто не трогал и не выказывал желания присвоить что-нибудь из моего имущества. Это меня радовало, ибо мы находились еще даже не на середине пути, а уже более половины запаса табака было израсходовано.

Индейцы постоянно испытывали недостаток в порохе и пулях, и обычно Матонаби щедро оделял ими нуждающихся. Следует, однако, отдать ему должное: он расходовал свои, купленные на фактории запасы. Как мне было точно известно, Матонаби отдал сто пятьдесят куньих шкур только за порох, а кроме того, множество бобровых шкур и другой пушнины — за пули, скобяные изделия и табак, специально предназначавшиеся для раздачи его соплеменникам.

Когда 20 мая мы оставили Клоуи и возобновили движение на север, нас нагнали несколько чужих индейцев с вестью, что в дне пути на юг находится вождь Килшайс. Я не видел Килшайса и ничего не слышал о нем с тех самых пор, как отправил с ним письмо в крепость с просьбой прислать еще припасов, поэтому Матонаби отрядил двух юношей привести его к нам вместе с товарами, которые у него могли быть для нас.

Через три дня мы вышли из живых лесов, хотя встречались еще рощицы сухостоя и деревьев с растрескавшейся от морозов корой. Еще во время своих прежних походов я заметил, что, начиная от Тюленьей реки, край леса окаймлен полосой старых посеревших пней и разорванных морозом голых стволов. Ширина полосы — до двадцати миль, что говорит о постепенном похолодании за последние несколько веков.

Погода нас совсем не баловала — то светило солнце и было жарко, а следующий день приносил дождь со снегом или же сильные заморозки, от которых теперь, на открытом месте, укрыться не было почти никакой возможности.

Двадцать восьмого мы ступили на лед большого озера, называвшегося Пишью, где индейцы предложили сделать стоянку, пока капитан Килшайс не нагонит нас. Той ночью убежала одна из жен Матонаби с еще одной женщиной. По-видимому, они отправились на восток на поиски своих прежних мужей, у которых их отобрали.

Это событие вызвало гораздо больше шума и волнений, чем, по моему мнению, заслуживало. Матонаби выглядел совершенно расстроенным и безутешным. Исчезнувшая жена, оказалось, обладала абсолютно всеми достоинствами, которые делали ее хорошей спутницей жизни. Она тем не менее предпочла вернуться к своему прежнему мужу, совсем неприметному и безвестному юнцу, нежели довольствоваться седьмой частью внимания величайшего из вождей здешних мест.

С сожалением я должен отметить, что у озера Клоуи Матонаби совершил большое преступление, напав на мужа этой женщины, причем только за то, что бедняга неуважительно говорил о нем. Как только Матонаби прослышал, что этот человек появился вблизи нашего лагеря у Клоуи, он взял нож, пошел в его палатку, без всяких разговоров схватил его за грудки и приступил к выполнению своего страшного замысла. Несчастный, почуяв опасность, припал к земле и стал звать на помощь, но, раньше чем она подоспела, получил три удара ножом, к счастью пришедшихся в лопатку.

После этого Матонаби вернулся к себе в палатку, спокойно сел, раскурил трубку и осведомился у меня, не считаю ли я его действия единственно правильными и справедливыми. В делах, касающихся его женщин, он ни в коей мере не был свободен от влияния наихудших страстей человеческих.