Фарли Моуэт - Следы на снегу

Настал уже поздний вечер, и отправляться на поиски, пока не рассвело, мы не могли. Индейцы-южане и я очень беспокоились, опасаясь потерять порох, который должен был бы кормить и одевать нас на все время оставшегося пути. Неприветливость северных индейцев, сопровождавших нашу группу, давала мало надежды на их помощь теперь, когда мне стало нечем вознаградить их за труды. Ведь за все время ни один из них бескорыстно не дал мне ни крошки, не попросив взамен что-либо, порой трижды превосходящее по цене.

Эти люди при каждой встрече ждали только все новых и новых подношений, будто бы я и вправду захватил с собой весь склад Компании на потребу им. Когда же они обнаружили, что у меня почти ничего не осталось, то объявили меня «нищим слугой, совсем не похожим на коменданта», который, по их словам, всегда наделял их чем-нибудь полезным. Удивляло их поразительное непонимание моих задач, словно они действительно думали, что я предпринял столь утомительное путешествие единственно ради того, чтобы снабдить их всем, чего им не хватало.

Непостижимое поведение индейцев побуждало меня много и серьезно размышлять над своей судьбой; было ясно, что большой помощи, в случае если я вдруг окажусь от них в зависимости, ожидать нельзя. Улегшись после потери квадранта и пороха на свое ложе, я долго не мог заснуть, сон бежал от меня, хотя я не меньше ста раз повторил про себя отдельные прекрасные строки доктора Янга [16].

Проведя ночь в грустных раздумьях, я поднялся с зарей и вместе с двумя индейцами-южанами отправился на поиски беглеца. Прошло много часов, а результатов не было: в том направлении, куда он, как подозревали, мог податься, не обнаружили ни единого следа.

День уже подходил к концу, когда я наконец предложил вернуться на место, где я отдал квадрант, в надежде отыскать на мху какой-нибудь след, указывающий направление, в каком ушел беглец. Добравшись туда, мы сразу поняли, что он ушел в сторону небольшой речки, а там, на берегу, к нашей великой радости, нашли на камне квадрант и мешок с порохом, хотя вокруг не было ни души.

При ближайшем рассмотрении мы обнаружили, что части пороха все же недоставало. Даже несмотря на такую значительную потерю, мы подошли к месту, где оставили своего проводника, приободрившимися. Однако там ни его, ни остальных индейцев уже не было. Они, правда, позаботились о том, чтобы оставить знаки, указывающие на направление их движения, и чуть позднее десяти вечера мы их нагнали. После обильного ужина, заменившего нам в тот день и обед, мы улеглись отдыхать, и это мне по крайней мере удалось сделать гораздо лучше, чем в предыдущую ночь.

Хотя если бы я знал, что судьба готовит мне назавтра, то, наверное, не спал бы так крепко. Двенадцатого августа, когда я установил квадрант на штативе и принялся за обед, к моему великому горю, неожиданный порыв ветра повалил штатив. Почва была каменистой, уровень, нониус и визир разбились, и инструмент стал бесполезным.

Вдобавок к этому непоправимому несчастью, совершенно отнявшему у меня возможность определить широту местности, мне пришлось принять нелегкое решение снова вернуться в крепость, хотя я находился уже почти в пятистах милях к западо-северо-западу от реки Черчилл и полагал, что намного приблизился к искомой цели.

На следующий день после того, как я разбил квадрант, с северо-запада к нам приблизилась группа индейцев, и несколько пришельцев забрали у меня и моих спутников все сколько-нибудь ценные вещи, среди которых было и мое ружье. Не будучи в состоянии возвратить украденное, мы могли только считать, что нам еще повезло.

Трудно описать холодную неторопливость тех негодяев. Целая банда вошла в мою палатку (к тому времени мы умудрились соорудить себе укрытие из нескольких палок с наброшенным на них одеялом), и вожак сел по левую руку от меня. Сначала они попросили одолжить им мой «скипертоган» (мешочек с кремнем и кресалом, трубкой, табаком и трутом), а выкурив две или три трубки, попросили дать еще кое-какие вещи, которых у меня не было. Тогда один из них взялся за мой заплечный мешок и в мгновение ока с помощью пятерых сообщников разложил все сокровища на полу. Каждый брал понравившиеся ему вещи, и вскоре остался только пустой мешок. Снизойдя к моей горячей просьбе, они вернули мне нож, шило и иглу, хотя и дали понять, что это следует рассматривать как великую милость с их стороны.

Обнаружив, что они способны на такую щедрость, я осмелился выпросить также и свои бритвы, но они, посчитав, что мне на весь обратный путь вполне хватит и одной, без зазрения совести оставили у себя другую — к счастью, выбрав худшую. В довершение своих щедрот они разрешили взять еще мыла, сколько понадобится для бритья и мытья до самого Форта.

Грабить моих южных индейцев так же беззастенчиво они поостереглись. Столь грубое нарушение обычаев могло привести к межплеменной войне, со стороны же англичан они этого не опасались. Однако различными угрозами им удалось выманить у охранников почти все, что у тех было, оставив только ружья, немного огневого припаса, старый топорик, нож для резки льда и пилу. Мой проводник Конниквизи, человек среди соплеменников не слишком значительный, был совершенно не в состоянии защитить нас, да и сам оказался жертвой грабежа. И хотя всем своим видом он изображал невообразимую щедрость, на самом деле отдавал то, что не в силах был удержать.

Рано утром 19 августа мы выступили в обратный путь в сопровождении нескольких северных индейцев, направлявшихся в крепость с мехами. К счастью, у меня снова было ружье, потому что отобравший его индеец не нашел ни пороха, ни пуль и бросил его за ненадобностью. Ноши за плечами я теперь почти не чувствовал, и из-за этого идти стало намного легче и приятнее; к тому же оленей было множество, а погода стояла чудесная.

Мы обогнули южную часть озера Дубонт — настоящего внутреннего моря — и дальше направились на юго-восток. Часто нам встречались другие индейцы — не проходило и дня, чтобы мы не видели дымка чужих костров. Многие индейцы, несшие на факторию добытую зимой в западных областях пушнину, потом присоединялись к нам.

К концу августа мех у оленей отрос как раз настолько, что их шкуры стали пригодны для шитья одежды. Поэтому вскоре мы все занялись заготовкой шкур на зиму. А поскольку на полный комплект одежды нужны лучшие куски шкур восьми — одиннадцати оленей, то вообразите, как увеличилась наша поклажа.

Хотя я много недель подряд с трудом тащил свою ношу, никакой пользы она мне не сослужила, потому что в нашем отряде не было женщин и некому было выделать шкуры. Индейцы же не разрешили своим женщинам выделать их для нас, не согласились и дать взамен за сырые уже выделанные, хотя бы и худшего качества. Никогда мне не доводилось встречать столь черствых людей, ибо они, хотя и проявляют большую любовь к своим женам и детям, с готовностью высмеивают каждого, кто попал в затруднительное положение, если тот не состоит с ними в прямом родстве.