Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

Проснулся я от холода: нашу спальню-часовню насквозь продували сквозняки. В довершение в ней было полно церковных крыс, питавшихся дарами алтаря. Зато аскетизм моей новой жизни позволял оценивать все по иной шкале ценностей. Я стал получать удовольствие от глотка чистой прохладной воды, от пробуждений с восходом солнца. Я понемногу освобождался от всех привычек прошлой жизни, за исключением курения. Но и тут приходилось ограничивать себя, ибо курить в доме считается среди жителей страны Ло грехом. Гималаи остались в наши дни одним из редких краев, где люди не страдают от этого пагубного порока.

Среди лоба (жителей Ло) редко встретишь человека с хмурым лицом, дружеский смех звучит по каждому поводу; скажем, я не так завязал чубу или неправильно произнес какое-то слово — тут же раздается заливистый смех. Я видел, что люди относятся с удовольствием к моим стараниям походить на них. Большинство впервые видело европейца. Тони Хаген и профессор Туччи слишком недолго пробыли здесь, чтобы оставить по себе какую-то память…

Ребятишки на улицах частенько кричали мне вслед: «Длинноносый!» или «Желтоглазый!» Этим людям, которых на Западе зовут «желтыми», мы, европейцы, кажемся желтоглазыми из-за светлого пигмента зрачков. Ну а что касается первой клички, то мне не раз приходилось ее слышать в детстве в пансионах Франции, Англии и Канады, где я жил. Мужчины в нашей семье унаследовали носовой отросток от Сирано. И здесь он особенно бросался в глаза.

В Ло-Мантанге кипела жизнь. На редких деревьях сидели громадные вороны — величиной чуть ли не с орла. Это одна из немногих птиц, сумевших приспособиться к гималайскому высокогорью. В сумерках они издают странные крики, напоминающие рев охотничьего рога. По утрам меня встречало чириканье воробьев, но эти птахи улетают с приближением зимних холодов. Лоба обожают птиц и вообще все живое. Голуби и воробьи едят из человеческих рук. Строгий запрет, наложенный буддизмом, свято соблюдается, поэтому многие животные, которые у нас на Западе считаются дикими, здесь приручены. По миграции птиц жители Мустанга определяют смену времен года; чтобы узнать, какой сейчас месяц, достаточно взглянуть, какие птицы кружатся в небе. Погонщики редко когда ударят мула или яка. А ударить лошадь — такое лоба и представить себе не может. Гармония между людьми и природой — один из самых трогательных аспектов жизни этого района.

Вообще мирный нрав и доброжелательность мустангцев поразили меня. Если не считать редких семейных ссор, сопровождающихся, как это принято во всем мире, криком, я не слышал и не видел здесь скандалов. Единственным человеком, выходившим из себя в Ло-Мантанге, был я. Недаром тибетцы считают дурной характер специфической чертой европейцев. Возьмите, к примеру, реакцию человека, опоздавшего у нас на поезд: разве не станет он ругаться и чертыхаться, хотя бы вполголоса? Кто у нас позволит себе оказаться в дурацком положении и не разгневается? Здесь мне живо пришлось умерить пыл. Однажды я напустился па крестьянина, который обещал что-то сделать для меня и не сделал. Тот с удивлением посмотрел на мое лицо и сказал:

— Вы такой ученый человек. Неужели темный крестьянин мог вызвать ваш гнев?

Это было хорошим уроком…

Чтобы доставить королевскому сыну обещанные таблетки, мы двинулись в Тренкар пешком. Дорога шла вдоль оросительного канала, от которого отходили акведуки. Строить ирригационные сооружения весьма непросто в краю, изрезанном глубокими ущельями, где в период таяния ледников мчатся бурные потоки.

Все города и села Мустанга, за исключением разве что Трен-кара и южных районов, расположены выше уровня вод, и жителям стоит немалых трудов поддерживать водоемы, жизненно важные для сельского хозяйства. Я осмотрел несколько устройств — это были подлинные шедевры смекалки и мастерства.

Шесть километров, отделяющие Ло-Мантанг от летней резиденции монарха, прошли довольно быстро. Но затем добрый час нам пришлось простоять перед запертыми воротами дворца, ожидая, когда нас впустят. Вопреки всем добрым намерениям, я начал чертыхаться. Наконец ворота отворили и нас провели в тронный зал. На сей раз там было гораздо меньше зрителей, чем во время первой аудиенции. Король был крайне любезен и немедленно заставил сына, который выглядел действительно плохо, проглотить мои снадобья. Все, казалось, шло хорошо до того момента, когда я спросил, могу ли посмотреть книги, о которых его величество упоминал накануне. Тот ответил, что в этих книгах ничего не говорится об истории страны, это просто сборники легенд и сказаний. Но он готов снова ответить на мои вопросы. Я очень огорчился… Что могло произойти за один день?

Туманные ответы еще пуще разожгли мое любопытство. Король сказал, что в незапамятные времена в Мустанге стояли четыре крепости. Развалины их сохранились доныне, названия — тоже, но никто не знает имен их владельцев. Покорив их, Аме Пал и провозгласил королевство Ло.

Интересно, что могло повлечь мою опалу?..

Первый иностранец, поселившийся в Ло-Мантанге, не мог не вызвать толки и пересуды. На нас частенько приходили взглянуть разные люди. Вдова, в чьем доме мы поселились, купалась в славе. Мужчины, женщины, монахи и дети без всяких околичностей вскарабкивались на крышу, садились, поджав ноги, в углу и глядели на нас с доброй улыбкой. Поначалу это вызывало раздражение, но оно улетучивалось, как только я сталкивался с доброжелательным взором сидящих. Они высовывали уважительно язык и… не трогались с места. Я сделался «общественной фигурой», и надо было обратить этот факт в свою пользу.

Каждое утро, прежде чем поднимался ветер, я выходил из города, чтобы осмотреть близлежащие руины крепостей. После обеда посещал лавки ремесленников или дома знатных людей. Нередко я приглашал своих новых друзей к себе на крышу. И так ежедневно.

В Мустанге нет четко фиксированного выходного дня. Жизнь зависит от сезона полевых работ и религиозных праздников, рассыпанных нерегулярно по всему календарю. В Мустанге, как и в Тибете, действуют два календаря: официальный лунный, начинающийся в феврале и насчитывающий 12 месяцев по 30 дней, и сельский календарь, варьирующийся в зависимости от района, скажем на юге он иной, чем в Ло-Мантанге. Поскольку этот календарь короче солнечного года, то каждые три года к нему добавляется лишний месяц. Я прибыл в Ло-Мантанг в последний день третьего лунного месяца, а по сельскому календарю шел уже четвертый месяц.

С кем я близко сошелся, так это с Пембой — тем самым молодым человеком, что привел в день приезда двух королевских лошадей. Мы сразу прониклись друг к другу симпатией, возможно, потому, что лет нам было поровну и оба мы разделяли страсть к этнографии. Обычаи страны интересовали Пембу живейшим образом; он был самоучкой — вещь редкая в стране, где обучение ведется по строгим религиозным канонам; природная любознательность подвигла его и на самостоятельные изыскания.