Тихон Пантюшенко - Тайны древних руин

—А что? Над каким классом вы взяли шефство?

—Над десятым.

—А-а, ну если над десятым, то это, конечно, совсем другое дело,— хитро улыбнулся главный старшина.

Со всеми делами в штабе я уже справился. Оставалось взять газеты и письма. По дороге в красный уголок я спросил Олега:

—Какие новости у вас?

Из военно-морского училища,— понизив голос, сказал Веденеев,— списали десять курсантов. Пять человек направили к нам в дивизион. Одного из них прикомандировали к нашему радиовзводу. Ну и парень, я тебе скажу.

—За что же их так?

—Ну кто тебе скажет?

—Пожалуй,— согласился я,— Ну и как он, этот парень?

—Он же у нас без году неделя. Разве за это время узнаешь человека?

—Тоже верно.

—Слушай, Никола, что у тебя с Демидченко?

—Ничего, а что?— удивился я. Хотя чему тут удивляться? Демидченко мог рассказать обо мне, что было и чего не было.— Натрепался?

—Да нет, говорить он нам ничего не говорил, а вот перед твоим отъездом в Балаклаву категорически требовал не включать тебя в состав поста.

—Это он сам рассказал тебе об этом?

—Как же, жди, расскажет он тебе. Дружок главного старшины похвалялся новостью.

Вот, значит, как. Выходит, Вася пытался решить какую-то проблему еще до нашего отъезда. Значит, ниточка тянется дальше, что-то произошло значительно раньше. Но что? Я перебрал в памяти все, что могло быть связано с нашими отношениями, но разобраться в этом так и не смог.

Нас с Олегом увидел политрук. Он подозвал меня к себе, пригласил в свой кабинет и повел неторопливый разговор.

Некоторые считают, что по чертам лица можно определять характер людей. Говорят, в частности, что жесткие волосы свидетельствуют о крутом нраве человека. Вряд ли это так. У политрука волосы мягкие и светлые, как льняные волокна. Не успеет он отвести рукой пряди своих волос назад, как они снова скользят вниз и закрывают собою высокий крутой лоб. Лицо политрука можно было бы назвать симпатичным, если бы не очень маленький и немного курносый нос. Впрочем об этом сразу же забываешь, как только встречаешься с острым проницательным взглядом его серых глаз. Интересная деталь: одежда у политрука всегда в очень опрятном виде. Не скажешь, что он очень часто меняет ее, но, когда бы ты его не встретил, впечатление такое, что китель и брюки только что из химчистки— чистые, выглаженные, к воротнику подшит снежной белизны подворотничок. У других командиров рукава от долгого ношения кителя собираются в складки. У политрука, к моему удивлению, я таких складок не видел ни разу. После каждого его прихода в радиовзвод все как-то подтягивались, чистили свою одежду и становились прямо-таки неузнаваемыми.

—Ну как служба идет? — спросил политрук.

—Нормально.

—Секретарь комитета комсомола сказал мне, что обязанности комсорга вашего полка возложены на вас.

—Возложить-то возложили, товарищ политрук, но из этого получился только конфуз.

—Какой еще конфуз?

—Когда я сказал на комсомольском собрании о моем назначении, ребята ответили, что это не по уставу. Пришлось тут же исправлять ошибку. Выбрали комсоргом меня, и все уладилось. Но покраснеть перед этим пришлось основательно.

—Как же это он допустил такую ошибку?

—Да вы не расстраивайтесь, товарищ политрук, все уже уладилось, и дела теперь пошли, как следует,— и я рассказал о шефстве над комсомольцами первой Балаклавской школы, о взятых нами обязательствах по укреплению позиции нашего поста и, наконец, о том, что из комсомольских поручений удалось мне выполнить.

—Хорошие ребята у вас подобрались,— политрук немного помолчал, а потом добавил:— Как ведет себя сигнальщик Сугако?

Вопрос показался мне необычным. Почему политрук заинтересовался именно Лефером? Неужели кто-нибудь из наших мог сообщить ему что-либо порочащее Сугако? Вряд ли. Да и не было ничего такого, что могло бы обратить на себя внимание. Ну разве что некоторая обособленность и какие-то туманные рассуждения Сугако о судьбе человека. Ну так и что? Я так и сказал политруку. А потом добавил:

—Но зато, видели бы вы, с каким воодушевлением он работает.

—Это хорошо, что парень проявляет себя в труде. Но вам следует знать, что родители у него баптисты и в свое время так заморочили парню голову, что он даже бросил школу. А это значит, что так быстро освободиться от религиозного мусора он не мог, что это остается надолго. И наш долг помочь ему побыстрее очиститься от этого хлама.

Вот оно оказалось в чем дело. Откуда у политрука такая подробная информация? Наверное, из характеристики, присланной из местного военкомата. Никто другой знать об этом, конечно, не мог.

—Ему об этом говорить не следует,— добавил политрук.— Парень он впечатлительный и может не на шутку обидеться.

Я это и сам понимал и поэтому ответил:

—Обидчивости у него хоть отбавляй. Для меня это стало особенно ясно после того, как сказал ему о благодарности.

—Да вот еще что. Не забывайте о силе хорошего примера. Больше наглядности в воспитательной работе.

—Это мы учтем, товарищ политрук. Но как все это доставить на пост?— тут я решил воспользоваться хорошим настроением политрука и попытаться выпросить у него какой-нибудь транспорт.

—Газеты и письма?

—Так если бы только газеты и письма, а то у меня там еще целый комплект саперного оборудования— лом, кирка и лопата, дюжина радиотелеграфных ключей и столько же наушников.

—Гм. Столько донести на себе, конечно, нелегко. Посидите здесь, а я тем временем попытаюсь кое-что узнать.

Прошло около двадцати минут. За это время я успел перелистать последний номер журнала «Наука и техника» и даже прочитать статью о будущем реактивной техники. Вернулся политрук и сообщил, что меня ждет мотоцикл и что я могу собираться в путь. Молодчина все-таки политрук: он не только может по душам поговорить с подчиненным, но и помочь ему.

Во дворе штаба дивизиона уже стоял готовый к отъезду мотоцикл. Водитель его Саша Переверзев в шлеме танкиста и кожаных перчатках, увидев меня, сказал:

—Аристократы, да и только. Пешочком пройтись мы уже не желаем.

—Ты забыл, как недавно пришлось тебе нести груз на гору?— спросил я Переверзева.

—Так это ж груз.

—Ну вот сейчас я вынесу все, что нужно доставить на пост, и тогда посмотрим, что ты скажешь про мой груз.

Я принес из радиорубки саперные инструменты, ключи, наушники и погрузил их в коляску. Туда же положил газеты, письма и бланки боевых листков.

—Ну что ты теперь скажешь, можно все это донести одному человеку?

Переверзев молча завел мотоцикл и, форсируя подачу горючего, сказал:

—Садись на заднее сиденье и поехали.

Апрельское солнце уже давало знать о себе все сильнее и сильнее. Если бы мне пришлось добираться до поста пешком, моя рабочая одежда не раз бы успела и пропитаться потом, и высохнуть. На мотоцикле же, который шел со скоростью восьмидесяти километров в час, ощущение было такое, как будто ты стоишь на возвышенности, обдуваемой свежим ветром. Чтобы ленты бескозырки не хлестали меня по лицу, я связал концы их под подбородком. Вскоре показался Ванкой, а за ним и Балаклава.