Тихон Пантюшенко - Тайны древних руин

—Хлопци,— предложил Музыченко.— Давайтэ выкотымо оцю бандуру гэть.

—А что, пожалуй, Петро прав. Когда мы еще соберемся вместе?— поддержал Лученок.

Ребята уже обступили каменную глыбу и готовы были переместить ее на край площадки, как Танчук поднял руку и сказал:

—Стоп! Такой дорогой материал и выбрасывать? Да в Одессе ему цены не было бы. А вы хотите его выбрасывать. Посмотрите на нашу хату. В ней же нет целой стены. А что мы будем делать, когда придет зима и занесет нас снегом? Послушайте меня. Я говорю вам дело.

Всем сразу же стало ясно, что Танчук прав. Действительно, под рукой у нас имеется готовый строительный материал. Уложить друг на друга несколько таких каменных глыб на пороге каземата — и надежное укрытие готово.

—Лэв Яковыч,— сказал Музыченко.— Так я ж и кажу: давайтэ выкотымо оцю бандуру гэть— до нашойи хаты и будэмо потыхэньку класты стину.

—До чего ж ты хитрый хохол. Чтоб я пропал, если ты не хотел выбросить эту вещь вниз.

—Такый дорогый материал. Та ты знаеш, що в Одэси йому цины нэма?

Ребята вновь обступили брус и, пересыпая разговор шутками, покатили его к проходу каземата. Лученок забрал со своей рабочей площадки саперный инструмент и перенес его в общий склад.

—Отныне ручную работу прекращаем и переходим на более прогрессивный метод краснофлотца Танчука,— сказал Михась. Стряхнув с себя пыль, он подошел ко мне и добавил: — Молодцом оказался Лев Яковлевич. Слушай, давай я за тебя подежурю, а ты займись боевым листком.

—Через полтора часа ты так или иначе меня сменяешь. Подожди уже немного. Сменюсь и сразу же займусь боевым листком.

—Понимаешь, в чем дело. Недаром же говорят: дорога ложка к обеду. У ребят сейчас приподнятое настроение. Если выпустить еще и молнию, будет совсем что надо. Да и Лев Яковлевич почувствует, что не зря старался.

—Ты как сват уговариваешь. Ну будь по-твоему,— и передал ему наушники.

Я понимал, что боевой листок должен быть праздничным. Ведь это ж не просто хорошо выполненная работа, не просто хороший поступок комсомольца. Это— всплеск творческого энтузиазма. А значит, и показать его надо таким. Эх, настоящего бы художника для такого дела! Ну ничего. Постараемся и мы не ударить лицом в грязь. Первое, с чего я начал, взял немного красной туши и разбавил ее водой. Потом этот раствор вылил на лицевую сторону боевого листка и размазал по всей площади. А чтоб не было пятен и затеков, подвесил листок за верхние углы. Раствор краски весь стек, и на бумаге остался приятный розовый фон. Через две минуты листок был сухой. Но зато какой вид! Честно говоря, мне самому понравилась моя выдумка. После этого через весь лист я написал насыщенной красной тушью всего лишь два слова: «Молния! Танчук!» Эти два слова выделялись на розовом фоне настолько сильно, что они хорошо были видны с расстояния тридцати метров, а то и больше. Написать сам текст было нетрудно: коротко о трудовом подвиге краснофлотца Танчука, и все. А что тут расписывать, если все было на наших глазах? Я показал боевой листок Лученку.

—Ну ты молоток!— похвалил меня Михась.

—Какой я молоток? Вот Танчук— парень, что надо.

—Это само собой. Ну давай вывешивай.

Когда я прикреплял боевой листок на специальном щитке, возле меня уже стояли Сугако и Музыченко. Лев Яковлевич, будто его ничего не интересовало, прохаживался по брустверу.

—Левушка, подь сюда,— позвал Танчука Лефер.

—Что тебе надо?

—Подь сюды, говорят.

Танчук вроде нехотя подошел к нам.

—Видишь?

—А что видеть?— ответил Танчук вопросом на вопрос.

—Себя что ли не узнаешь?

—Ну Танчук и Танчук. А что тут особенного?

—Да нет, не говори. Приятно все-таки.

Позже, когда возле боевого листка никого уже не было, Лев Яковлевич подошел к Лученку и спросил:

—Михась, когда будете снимать боевой листок, можно я его возьму себе?

—Почему же нет? Пожалуйста.

Танчук немного помолчал, а потом добавил:

—Я пошлю его домой. Пусть дядя знает, что его Лева— все-таки деловой человек.

Удивительным иногда бывает выражение лица у человека. Не тогда, когда он заразительно смеется или горько плачет. Не в состоянии гнева или злой зависти. И даже не тогда, когда человека одолевают мучительные сомнения или разочарование. Меня поразило выражение лица Льва Яковлевича. Я видел его таким впервые. Лицо вроде спокойное: ни тебе улыбки, ни гримасы. Но присмотришься и становится ясно, что человек светится радостью. Именно светится.

Уже и май на исходе, а я после того, как вместе с Маринкой бродил по отрогам начинающихся Крымских гор, еще ни разу не видел ее. Занятия по радиоделу в школе теперь проводит сам Демидченко. Я мог бы написать Маринке письмо и передать его через Лученка. Да нужно ли это делать? Ведь не зря же она сказала тогда на прощанье: «Не приходи ко мне целую неделю. Я разберусь и, может быть, сама тебя позову». Прошла неделя, другая, уже и третья на исходе, а Маринка все еще молчит. Уж не случилось ли какого-нибудь несчастья? Да нет. Михась бы знал об этом. Значит, дело в другом. Разобралась, да не в мою пользу. А может, что-нибудь другое.

—Почему бездельничаете?— попался я на глаза Демидченко.

—Через час на вахту заступаю.

—Так это ж через целый час. За это время можно уйму вещей сделать. Ступайте и помогите Сугако.

—Есть пойти помочь Сугако.

Я стараюсь изо всех сил не давать командиру ни малейшего повода для придирок. И все-таки, несмотря на мои старания, это не всегда получалось. «Да, брат, невеселая у тебя история, Нагорный. Трудно, а делать нечего, надо нести нелегкую службу, а сейчас вот помогать Сугако».

Недалеко от поста, на северо-западном склоне горы, я отыскал Лефера. Он, собирая хворост, спустился в выемку, заросшую кустарником, нагнулся и поднял какой-то предмет.

—Что нашел, Лефер?— спросил я его, остановившись на краю выемки в скале.

—Да вот кто-то ножик потерял.

А ну покажи,— я подошел к Сугако, взял у него перочинный нож, на рукоятке которого были нацарапаны две буквы «М. X.»— «Марина Хрусталева!»— мелькнула у меня мысль. Это же то самое место, где я встретил ее первый раз».— Да, какая-то раззява потеряла. Это, может быть, еще до нашего приезда на эту гору.

—Ты что, Николушка, если бы это было так, он давно бы поржавел,— резонно возразил Лефер.— А этот, смотри, совсем как только что из кармана.

—Пожалуй, ты прав,— не стал я разубеждать Лефера и наводить его на другие мысли.— А если бы я попросил, ты бы отдал его мне?

—Да бери, мне что, жалко?

—А где именно ты нашел его?

—Да вот здесь,— указал Сугако место рядом с нагроможденными плоскими камнями.

Я внимательно осмотрел это место, но ничего подозрительного так и не заметил. Спрятав нож в карман, я сказал Леферу: