Луи Буссенар - Похитители бриллиантов

Вскоре хозяина фургона сама предоставила ему такую возможность. Узнав, что Анна направляется к мужу, в Нельсонс-Фонтейн, она сказала ей просто и сердечно:

— Меня зовут Эстер. У меня нет семьи, я совершенно одинока на свете. Будьте моей сестрой. Мне все равно, что ехать в Кейптаун, что возвратиться на прииски. У меня в фургоне имеется всего вдоволь. Ведь это был наш магазин. Я вас отвезу туда. Вы согласны, сестрица?

Анна едва смогла пробормотать несколько слов благодарности. Она дала волю своим слезам, бросилась в объятия чудесной девушки и с нежностью ее обняла.

«Отлично! — решил бур, потирая руки. — Править фургоном буду я, и пусть меня возьмут черти, если он попадет на прииск. Он поедет туда, куда я захочу. А женщины даже не заметят. Затем надо признать, что мой братец Питер все-таки удачливый малый. Я искал жену, а нашел двух. Поделимся. Питеру — еврейка, мне — англичанка. Что касается Корнелиса, пусть пока подождет. Очень уж у него рожа прожарена револьвером. Итак, значит, все идет хорошо. Теперь нам остается только найти сокровища кафрских королей».

Драка на прииске. — Крепкие словечки, подкрепленные затрещинами. — Необыкновенная дуэль. — Нож против револьвера. — Стакан крови за стакан воды. — Сэм Смит. — Самородок ценой в пятьдесят тысяч франков и алмаз величиной с орех. — Три выстрела и три рваные раны.

— Карай! Вы мерзавец!

— Я? Я — мерзавец? Я?..

— Да, вы! Я говорю вам это прямо в глаза, хотя в вас два метра роста и вы похожи на гиппопотама. И силы у вас, должно быть, не меньше, чем у быка. А я говорю и повторяю, что вы мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!

— Да я вас только один раз стукну кулаком — и вас больше нет на свете!

— Руки коротки!

— Я всажу вам пулю в лоб!..

— Руки коротки!.. Вы слишком громко орете. Я вас называю мерзавцем прямо в глаза, а вы только грозитесь и орете. Плевать я хотел на ваши кулачищи и на ваш револьвер, свинья вы американская! Мерзавец и задавака! Если кто-нибудь из почтенных джентльменов одолжит мне нож, я берусь зарезать вас, как самую последнюю чикагскую свинью.

Гигант, на которого сыпались эти оскорбления, пришел в бешенство и с криком бросился на обидчика, человека ростом не больше пяти футов, сгреб его одной рукой, схватив за лохмотья, еле прикрывавшие его загорелую грудь, поднял, как ребенка, над своей головой и стал искать глазами, куда бы его швырнуть.

По маленький человечек оказался храбрецом. Он использовал эти короткие секунды раздумья своею врага и стал хлестать гиганта по лицу — по одной щеке и но другой.

Бац! Бац! Две увесистые оплеухи прозвенели, точно здесь били тарелки, и вызвали у многочисленных свидетелей этой необычайной картины возгласы удивления и восторга. А человечек не удовольствовался раздачей оплеух, которые были, пожалуй, не столь чувствительны, сколь обидны. Он уперся гиганту ногой в грудь и изо всех сил толкнул его. В руке мастодонта остались одни лохмотья, а их маленький владелец вырвался, сделал ловкий прыжок, вскочил на ноги как ни в чем не бывало и, держась за бока от смеха, воскликнул:

— Карай! А неплохо бывает иной раз одеваться в рванину! Ваше мнение, джентльмен? Но, быть может, вам угодно поиграть всерьез? Тогда пусть мне дадут нож. Я принимаю на себя обязательство выпустить этому дураку все его кишки на вольный воздух. Тысяча чертей!.. Он не знает, с кем имеет дело, этот мерзавец! Я ему покажу, как связываться с человеком, который был тореадором в Барселоне!

Раздался взрыв смеха, и посыпались замечания:

— Он прав, этот француз!

— Он не француз, он испанец!

— Все равно, он лихой парень, и Дик получил от него по заслугам.

— А все-таки глупо. Нельзя задевать такого джентльмена, как Дик!

— Так его бить по физиономии!..

— Нет, почему же? Он молодец, этот французик!..

— Ничего подобного! Надо было вызвать на дуэль и драться по правилам!

— Да ведь я сам только этого и прошу, черт возьми! — отозвался незнакомец. — Неужели кто-нибудь порицает меня за то, что я дал этому нахалу по заслугам? Но позвольте спросить, кто кого обидел? Я приехал сюда без сил и без гроша в кармане. Однако бедность не порок, я думаю? Мне подают стакан воды, а этот мерзавец опрокидывает мой стакан и смеется мне прямо в лицо. И все потому, что у него есть золото — несомненно, краденое — и он может лакать черри, а у меня нет ничего! Джентльмены, да любой из вас охотно разбил бы ему голову. Но я буду мстить по-своему. Я проткну ему брюхо и выцежу из него стакан крови. Вот так!..

Гром аплодисментов покрыл этот смелый выпад, и тотчас присутствующие стали заключать пари насчет исхода предстоящей схватки.

— Дуэль! Правильно! Правильно! Браво! Я ставлю за смелого французика!

— Сто фунтов стерлингов за Дика!

— Держу!

— Двести фунтов за француза!

— Держу!

— Дик сделает из него котлету!

— Ничего подобного! Он зарежет Дика, как свинью!

— Давно пора! Он здесь всем надоел, этот Дик! Он — животное, а не человек!

— Смотрите, смотрите, как он играет револьвером! Малыш повернуться не успеет, как Дик всадит ему пулю в череп!

— А вот и нет! Мы не допустим! Надо, чтобы был поединок. Честный поединок. У нас на прииске не каждый день увидишь что-нибудь забавное. Если Дик выйдет победителем, мы его линчуем сию же минуту.

Какой-то мексиканец с лицом оливкового цвета, в широкополой шляпе, в короткой куртке и широких брюках вышел вперед, бросил свою сигарету, церемонно снял шляпу и сказал, обращаясь к французу:

— Кабальеро, не угодно ли будет вашей милости сделать мне честь и воспользоваться моими услугами в качестве секунданта?

— Я буду считать это за честь для себя, сеньор, и принимаю с благодарностью.

— Ваша милость просили нож. Вот моя наваха. [24] Большой складной нож (исп.). Не знаю ничего лучшего, когда надо кому-нибудь выпустить кишки.

— Вы крайне добры, ваша милость. Благодарю вас, кабальеро.

Вмешался рыжебородый англичанин с холодным, но симпатичным лицом.

— Джентльмен, вооруженный только ножом, не может драться на дуэли с мастером Диком, у которого в руках револьвер. Я предлагаю обоим почтенным джентльменам помериться силами в благородном боксе.

На Дика наседали со всех сторон. Он уже и сам не знал, чего ому желать, и заявил:

— Бокс, револьвер, нож — мне все равно, лишь бы я его убил.