Уильям Уиллис - Возраст не помеха

...Тэдди продолжала ходить взад и вперед по мокрому от схлынувшего прилива твердому песку. Мне пришли на память и другие злоключения. Однажды я забросил леску. Приманкой служила летучая рыбка, упавшая ночью на палубу. Вокруг плота резвились корифены, одну из них я и хотел заполучить. Вскоре леска натянулась. Вытаскивая ее, я уже знал, что поймал не корифену — зацепленная крючком, она несется пулей, — а акулу. Я вытащил ее на скользкие, обросшие мхом бревна. Она лежала на спине с широко раскрытой пастью, в которой сверкали два ряда зубов. Я вставил акуле в пасть острогу, чтобы извлечь крючок, и начал выдирать его оттуда. Наконец мне удалось его высвободить. В тот же миг хищница, лежавшая почти без движения, ожила и сильным ударом хвоста выбила острогу у меня из рук. Я потерял равновесие и через голову акулы шлепнулся в воду. Обезумев от страха, я быстро перевернулся, чтобы ухватиться за край плота, но он уже покачивался за пределами досягаемости. Тут меня что-то потянуло... Когда я падал, крючок, извлеченный из пасти акулы, зацепился за рукав свитера. Я схватился за леску и начал подтягиваться к плоту, медленно, осторожно — леска была старая, во многих местах она была еле жива. Мне ее подарил в Кальяо капитан тунцеловного клипера. Подтягиваться и плыть мешала поврежденная артерия на левой руке: я порезался о челюсть акулы, за которую в поисках опоры схватился при падении. Благополучно взобравшись на плот, я наложил жгут на рану. Ее необходимо было зашить, но чем? Игла для парусов была слишком толстой и причиняла сильную боль. Сто дней спустя, когда я высадился на берег, рана еще не затянулась.

Трудности и невзгоды... Борьба, что закаляет человека... Минуты, которые решают — жить или не жить... Я улыбался, глядя в синие глаза Тихого океана, как улыбаешься старому другу, с которым прожил славные дни. Тэдди вернулась и села рядом.

— Вода чудесная. Пойди искупайся, — сказала она.

Вечером я шагал взад и вперед перед нашим бунгало на пустынных отрогах хребта Санта-Маргарита. Тэдди сидела дома за книгой. Кругом было тихо, если не считать шуршания сухих листьев авокадо в ближней роще, напоминавшего скорее тихий шепот. Мне казалось, что это Тихий океан все еще беседует со мной о семи бальсовых бревнах, скрепленных в плот, который плывет сквозь бури и штили. Вдруг тишину нарушили вопли, визги и стоны безумцев, объятых пламенем: стая койотов напала в соседнем ущелье на след кролика. Затем снова стало тихо, так тихо, что мне почудилось, будто я слышу, как переговариваются звезды. А я все ходил, как маятник, туда и обратно, туда и обратно, не отрывая глаз от западной части горной цепи, за которой в нескольких милях раскинулся Тихий океан. И вдруг я понял, что предприму еще одно плавание на плоту. Вот так неожиданно, словно откровение, ко мне приходили все мои решения.

Шли дни, а Тэдди даже не подозревала, что я замыслил. Впрочем, мое намерение еще не приняло конкретной формы, хотя я уже решил, что, как и в 1954 году, отправлюсь из Кальяо, но пойду на этот раз в Австралию, если удастся — в Сидней. Это означало, что я пересеку с востока на запад весь Тихий океан, пройду один, без высадки на сушу, не меньше двенадцати тысяч миль. Суждено ли когда-нибудь сбыться этой мечте, порожденной бездействием? — спрашивал я себя сотни раз. Можно ли совершить такое плавание? Я проделывал путешествие, день за днем, ночь за ночью отыскивая в нем минусы и плюсы, стараясь предугадать капризы безжалостного моря. И что на меня вдруг нашло? Безумство это или же долго сдерживаемая физическая энергия властно потребовала приложения? А может, сказалось унаследованное от матери желание посмотреть, что скрывается за горизонтом? Как бы то ни было, мысль о плавании не покидала меня.

Однажды я поделился ею с Тэдди. Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума. Убеждать ее было все равно что киркой разбивать египетскую пирамиду, вынимая камень за камнем. Я рассказал ей обо всем, что передумал за эти дни, — лишь бы она поняла, почему мне необходимо совершить путешествие. Однажды, выслушав заново все мои доводы, Тэдди совершенно неожиданно для меня сказала:

— Жизнь с тобой станет невыносимой, если ты этого не сделаешь. Собирайся!

Я написал письмо в Эквадор: смогу ли я получить бальсовые бревна, если да, то когда, и возможно ли переправить их в Штаты? Я хотел строить плот в Нью-Йорке — там легче достать все необходимое, а оттуда пароходом переправить его в Кальяо.

Я хорошо помнил, что мне пришлось перенести в 1954 году, когда я искал для плота достаточно большие бальсовые деревья. Несколько месяцев подряд я летал на маленьких одномоторных самолетах над непроходимыми болотами и устьями рек. Был сезон дождей, часто туман закрывал леса или тропический ураган превращал их в бушующее море листьев. Несколько раз мы над дикими дебрями теряли ориентацию. Однажды самолет зацепился крылом за верхушку дерева и начал падать, но пилот каким-то чудом сумел избежать катастрофы. Кончилось тем, что, израсходовав почти все горючее, он посадил машину на узкую полосу травы, едва видимую в полумраке бури.

Но я все же нашел свои бальсовые деревья, хотя и не там, где искал. Мне сообщил о них индеец, живший в джунглях около Кеведо, в ста милях от Гуаякиля вверх по Рио-Плайе. "Я знаю несколько больших деревьев, — сказал он просто. — Пойдем со мной!" Мы прорубили мачете сквозь густую растительность проход на несколько миль. Деревья, голубовато-серые гиганты с гладкой корой, возвышались подобно колоннам, ожидая меня в полумраке джунглей. В радиусе трехсот — четырехсот ярдов их было семь штук, все нужного мне размера. Они стояли так близко друг к другу, словно принадлежали к одной семье, потому-то я и назвал мой плот "Семь сестричек" — "Siete Hermanitas" по-испански. У основания они имели в диаметре около двух с половиной футов — большая редкость для бальсовых деревьев, которые обычно гибнут и рушатся, не достигнув преклонного возраста. Мы прорубили через джунгли тропу, по ней быки протащили бревна до ближайшей дороги, там их погрузили на грузовики и доставили к реке, по которой за три дня сплавили до Гуаякиля. В Гуаякиле их вытащили на берег, и я связал плот.

Несколько месяцев из Эквадора не было никаких известий. Я написал еще раз и наконец получил ответ. Вокруг Кеведо деревьев нет, сообщили мне, но их можно найти в глубине страны. Придется, однако, дожидаться сезона дождей, вернее, его окончания, так как сейчас все реки пересохли. Надо ждать восемь или десять месяцев. А чтобы по пути в Нью-Йорк стволы не треснули, их придется тщательно запаковать. Я знал, что побывавшие в воде бальсовые стволы дают большие трещины, что их вообще опасно перевозить — так они непрочны.