Уильям Малвихилл - Пески Калахари

Он встал и натянул на себя еще влажную одежду. Подняв жестянку, зачерпнул ею воды и пошел. Бэйн так волновался, что забыл надеть ботинки. «Черт с ними, — решил он. — Вернусь потом». Теперь он внимательно наблюдал за полетом пчел. Ему казалось, что их стало больше, чем прежде, хотя он, возможно, и ошибался, так как никогда не утруждал себя подобными наблюдениями. Он вошел в тень нависающего выступа скалы и присел отдохнуть. Какой-то поэт однажды сказал: «Поляна наполнилась гудом пчелиным».

Бэйн снова двинулся в путь. Он часто останавливался, присматривался и прислушивался. Казалось, пчелы летели мимо него вниз по каньону, то есть от своего неизвестно где находящегося гнезда. Или он просто избрал неверное направление. Установить это сейчас было невозможно.

Наконец, ему удалось найти подходящее место, нишу в гладкой скале на высоте человеческого роста, защищенную от солнца. Майк положил в жестянку длинный плоский камешек, на который могли бы садиться пчелы. Поставив ее в нишу, он отошел в сторону. Теперь пчелы получили новое место для водопоя. Ему следовало бы наполнить жестянку доверху, поскольку вода будет испаряться. Ну, ничего, он вернется сюда с флягой и дольет воды.

Больше здесь делать было нечего, предстояло запастись терпением и ждать. Времени хватало.

Бэйн направился назад к пещере. Солнце поднялось уже высоко. Песок и камни обжигали его босые ноги.

В дальнем углу каньона среди нагромождения камней Гриммельман увидел большую ящерицу. Он осторожно приблизился, но она метнулась в свое подземное убежище. Однако старик приметил его, когда ящерица появилась вновь.

Она не увидела человека на этот раз, так как он притаился среди скал. Крупное пресмыкающееся медленно выползало из норы, двигаясь короткими рывками. Длина его была около трех футов.

Гриммельман припомнил, как они с товарищем когда-то съели такую ящерицу. Солдаты встретили тогда кафров [18] Кафры — оскорбительное прозвище, которым буры называли южноафриканских банту, в первую очередь — коса , и те пригласили их к трапезе. Они с радостью приняли приглашение, так как заблудились и сильно проголодались. Мясо пресмыкающегося было белым и жестким, по вкусу напоминавшим лососину.

Гриммельман сидел, внимательно наблюдая за ящерицей. Она сама добывала себе пищу, сама была охотником, карликовым драконом, живущим в мире без людей и без истории, покрытым чешуей допотопным животным, формы которого остались такими же, как и миллионы лет назад. Она была существом, способным жить в черных горах и выжить там почти без всяких усилий. И он завидовал этому существу.

Но они должны научиться ловить и убивать таких ящериц. Пожалуй, О'Брайену следовало бы подумать об этом; ему, необычному для двадцатого века американцу, были присущи охотничьи инстинкты. Казалось, он принадлежал другой эпохе и другой жизни. Каждый из них был по-своему умен. Смит — ученый. Он изобретателен, проницателен и дальновиден, никогда и ничто не кажется ему странным или необычным. И Бэйн тоже не глуп, только он никогда не делал над собой никаких усилий.

Гриммельман сидел на солнце, радуясь свету и стараясь не упустить из виду ящерицу…

«Может быть, Стюрдевант еще жив, — думал старый немец. — Ему не следовало уходить… Заброшенный в море песков, он осужден на медленную голодную смерть. Возможно, это и справедливо… вероятно, им всем суждено остаться здесь. Хорошо знакомая древним смерть в изгнании. Уготованная им судьба, может быть, и есть возмездие за их ошибки.

Лично он заслуживает такой смерти. Для мира он не сделал ничего и никому не принес никакой пользы. Только повиновался, повиновался и повиновался. Это ни к чему не привело, кроме сознания собственной бесполезности, а теперь, в конце жизни, и к глубокому отчаянию. Мир без него стал бы лучше; мир был бы еще лучше, если бы он вообще не появился на свет».

Спустя десять пет после окончания войны против племени гереро началась первая мировая война. Целый год Гриммельман залечивал болезни и раны, полученные в африканской кампании, потом зарабатывал себе на жизнь случайными работами в Руре. Когда началась война, он пошел в армию и сразу же был произведен в сержанты. Гриммельман с радостью надел военную форму. Все знали, что война надвигается, и когда она разразилась, многим в Европе казалось, что теперь наступит определенное облегчение. Но это был конец одной эпохи и ужасное начало другой

На русском фронте он убил трех человек: трех крестьян в изорванных мундирах с одичавшими от ужаса глазами. Они воровали мороженую картошку из батальонного фургона. Патруль привел задержанных к командиру роты, и молодой капитан позвал его:

— Сержант Гриммельман, расстреляйте их!

Он никогда не забудет этих слов. Вся его жизнь или началась, или кончилась на них.

— Господин капитан, но ведь это русские солдаты, военнопленные, а не гражданские лица.

— Вы обсуждаете приказ, сержант?

— Господин капитан хочет, чтобы я расстрелял военнопленных?

— Они грабители, а не военные, и наверняка у кого-то стащили мундиры. Я приказываю немедленно расстрелять их.

Он увел русских в лес и расстрелял, хотя они умоляли о пощаде, опустившись на колени в снег. Тогда он утешал себя тем, что у него не было другого выхода, что ему приказали расстрелять их, и он попал бы под трибунал за неповиновение. С тех пор он постоянно твердил себе эти слова, но никогда не верил им.

Убить человека оказалось совсем не сложно. Убийства, побои, жестокость — обычное явление для Африки. Поэтому капитан и выбрал именно его. Он был опытным воякой.

Гриммельман хорошо помнил, как обошел стоящих на коленях мужчин и выстрелил из пистолета каждому в затылок. Они остались лежать на снегу в лесу с оттопыренными карманами, набитыми картофелем.

Не подчиниться приказу было выше его понимания. Со старшим офицером спорить нельзя, даже если он не прав. Солдат обязан повиноваться. Он свободен от проявлений добра и зла.

Война продолжалась. Европа устала от убийств. А Гриммельман пережил войну, получив железный крест второй степени. Он выполнил свой долг.

Бэйн вернулся к нише, где стояла жестянка из-под кофе, и, наполнив ее водой, поставил на место. Пчелы пили из нее! С полчаса Майк наблюдал, как они прилетали и улетали вверх по каньону. Бэйн поднялся и долго шел за ними. Наконец, он убедился, что проследил маршрут нужных ему пчел. Майк вернулся, взял жестянку и перенес ее туда, где пчелы исчезали. Найдя подходящее место в тени скалы, он налил в жестянку воды из фляги и вернулся в пещеру. Бэйн никому не рассказал о своем открытии. Ему самому хотелось найти и мед, и гнездо.