Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Это был каламбур, потому что я говорил именно о тумане.

Что делать! Тумана в Арктике было в самом деле слишком много, но, как ни странно, это как раз и помогало уяснить положение.

Я начал с того, что поблагодарил за характеристику, данную фотографиям.

— В Америке их назвали “беспристрастным рефери”. Пусть так. Рефери так рефери… Все ли участники обсуждения имеют на руках альбомы с репродукциями?.. Очень хорошо. Попрошу, в таком случае, обратить внимание на то, что всюду между ярко освещенными пространствами льда видны длинные полосы тумана. На репродукции номер один туман занимает почти треть снимка. На репродукции номер четыре — не меньше половины. А это, как станет ясно из дальнейшего, имеет немаловажное значение.

В зале хлопотливо зашелестели страницами, перелистывая альбом.

— Позволю себе, — продолжал я, — напомнить случай с Нобиле. В 1928 году его дирижабль пролетел всего в пятнадцати километрах от Северной Земли, и она осталась не замеченной в тумане. Ни Нобиле, ни спутники его не смогли увидеть внизу огромный архипелаг, несмотря на то, что координаты его были известны.

Я рассказал о том, что в Америке нашлись скептики, которые воспользовались случаем печатно высказать подозрения в научной добросовестности Вилькицкого, за пятнадцать лет до пролета Нобиле открывшего Северную Землю. Некоторые даже развязно сравнивали его с печальной памяти мистификатором доктором Куком.

“Северной Земли нет”, — так-таки напрямик утверждалось в приложении к американскому гидрографическому справочнику “Arctic Pilot”.

— Мне особенно приятно вспомнить об этом, — сказал я, — потому что я с группой советских полярных исследователей как раз находился на Северной Земле, когда туда доставили экземпляр заокеанского справочника, не пожелавшего признать ее существование…

Смех в зале.

— Не провожу пока аналогии, — продолжал я. — Просто говорю: вот что может наделать туман! Я бывал на мысе Челюскин. Северная Земля находилась от нас в каких-нибудь тридцати шести морских милях, по ту сторону пролива, однако видно ее было очень редко, лишь в исключительно ясную погоду. Говорят, из Сухуми бывают видны на горизонте горы Трапезунда. Но то Черное море, а это Арктика… Могу назвать еще людей, которые за туманом не видели Северной Земли, хотя до нее было рукой подать. Это штурман Челюскин, добравшийся до мыса сушей на собаках и продвинувшийся по льду еще на восемнадцать километров к северу; это Норденшельд, по описанию которого туман был так густ, что моряки, стоя на носу, не видели кормы судна. Норденшельд оставил Землю слева по борту, так же как и Нансен на “Фраме”. И тот и другой не заподозрили ее существования. У мыса в начале двадцатого века зимовал наш отважный и настойчивый Толль, отправляясь на поиски Земли Санникова. Он гнался за химерой, а реальная Земля осталась незамеченной, неоткрытой, хотя, повторяю, до нее было всего тридцать шесть морских миль… Заколдованная Земля! И только перед экспедицией Вилькицкого наконец раздернулась завеса тумана…

— Вывод, вывод! — попросили из президиума.

— А вывод прост: пока воздержаться от выводов! То, что мы не видели островов, не значит еще, что их нет. В нашем распоряжении слишком мало фактов. Гипотеза Ветлугина не поколеблена и ждет глубокой, всесторонней проверки…

В зале царило молчание. Я уступил место Андрею.

Он был краток, говорил отрывисто и сердито, косясь на Союшкина, сидевшего сбоку стола в непринужденной позе и покачивавшего ногой. Нога эта, видно, больше всего раздражала Андрея.

— Остров, — начал он, — или группа островов, над которыми пролетали самолеты, могли быть погребены под снегом…

— Ветлугин писал о высоких горах, — скромно вставил Союшкин.

Андрей с ненавистью поглядел на его ногу.

— Ветлугин не писал о горах, о них говорил землепроходец Веденей! Да, Землю Ветлугина легко было не заметить сверху, в особенности если перед тем выпал снег. Что касается корабля, тот не мог подойти вплотную к Земле. Часто острова на такой широте окаймлены неподвижным льдом. К островам, как видите, очень трудно подступиться как с моря, так и с воздуха. Поэтому в своих суждениях мы можем опираться пока лишь на отдельные косвенные улики…

Он предъявил “косвенную улику”, то есть снимок “скрытного” песца.

Тощий зверек с поджатым хвостом и настороженными ушами произвел впечатление на собрание. Все были ошеломлены: никто не ждал, не мог ждать, что так обернется обсуждение научных итогов экспедиции. Союшкин хвалил нас. А мы спорили с ним!.. Нам говорили: “Вы хорошо сделали, что доказали отсутствие Земли Ветлугина”, а мы упрямо повторяли: “Проблема не решена. Земля Ветлугина есть, должна быть!..”

Андрея проводили слабенькими аплодисментами. В президиуме, вежливо улыбаясь, хлопал один Союшкин.

В тот же вечер мы снова встретились с нашим бывшим первым учеником.

После собрания нас пригласили на чай к директору научно-исследовательского института. Директор был очень огорчен всем происшедшим.

— Никак не мог ожидать, — повторял он, пропуская нас к себе в кабинет. — Поверьте, никак! Если бы ожидал…

Он, видимо, не любил скандалов, а то, что произошло, представлялось ему скандалом в науке.

— Ничего, — успокоил его Андрей. — Без драки не проживешь!

Из-за огромного, как саркофаг, письменного стола медленно поднимался навстречу Союшкин.

— Мой заместитель, — заторопился директор. — Прошу любить и жаловать.

— Мы знакомы, — сказал я.

— Ну как же! — улыбнулся Союшкин. — Вместе учились.

Он держался очень спокойно и с достоинством. Меня и Андрея с академической вежливостью называл по имени-отчеству, хотя то и другое перепутал. Был предупредителен. Кланялся одной головой — на английский манер.

Я с интересом присматривался к нему. Кажется, я говорил уже, что не запомнил его лица в Весьегонске.

Ну что ж! Лицо как лицо. Ничего отталкивающего. Лишенные всякого загара бледные щеки. Остроконечный носик. Небольшие черные глаза. Общее выражение настороженности, неуверенности.

Пожалуй, его наружность даже понравилась мне, потому что Союшкин несколько напоминал сейчас песца на фотографии.

Но внутренний облик его, по-видимому, не изменился. По-прежнему он знал только “от сих” и “до сих”. По-прежнему брал благонравием и зубрежкой.

— Чего вы добиваетесь, не понимаю? — говорил он слегка в нос, позванивая ложечкой в стакане. — Вы провели большую научную работу, стерли “белое пятно” на карте. Это признано всеми, даже за границей… Так почему же ставите под сомнение результаты своих наблюдений? Нет, не понимаю вас…

Андрей отделывался сердитым покашливанием…

— Самое странное в нем то, что он не изменился, — в раздумье сказал мой друг, когда мы вышли. — Все изменилось вокруг, а Союшкин не изменился. Удивительно!..