Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Корабль выглядел стройным и легким. Между тем водоизмещение его составляло три тысячи тонн. Зато и мощность моторов была велика — шесть тысяч лошадиных сил! Каждую тонну “тащили” две лошадиные силы, что обеспечивало “Пятилетке” активность во льдах.

Как нам не хватало сейчас Петра Ариановича!

Он должен был бы стать рядом, на пирсе, в своей развивающейся крылатке, по обыкновению сдвинув на затылок форменную фуражку, потом обернуться ко мне и улыбнуться той широкой доброй улыбкой, какую я видел у него в памятный день ледохода на Мологе.

“Подходящий кораблик, Леша”, — должен был бы сказать он своим глуховатым баском, с упором на “о”.

Наверное, о таком ледоколе мечтал он в Весьегонске, когда при восторженных кликах зареченских ребят подталкивал шестом игрушечный деревянный кораблик во время ледохода. Наверное, такой красавец ледокол мерещился ему и в ссылке, когда он одиноко прогуливался по берегу пустынного и мрачного залива…

— А ну, угадал чи не угадал? — спросил кто-то рядом с сильным украинским акцентом. — Вы, по-моему, будете Ладыгин. А вы, думается мне, наверно, Звонков… Ну как, угадал?

Я обернулся. Подле нас стоял человек в морском кителе, невысокого роста, плечистый, что называется крепыш, лет сорока пяти на вид, с круглым, обветренным, очень красным лицом. Усмехаясь, он посматривал то на меня, то на Андрея.

— Ну как? Выходит дело, угадал?

— Да, угадали, — сдержанно сказал я. — Моя фамилия Ладыгин. А это мой заместитель, товарищ Звонков. Но мы с вами как будто…

Незнакомец улыбнулся еще добродушнее.

— Овчаренко, — сказал он, приветливо протягивая мне руку.

— О! Товарищ Овчаренко!

Рабочий-большевик, с которым Петр Арианович отбывал ссылку в деревне Последней! Участник его неудавшегося побега! Свидетель его гибели! Вот он, стало быть, какой!

Мы долго с почтительным удивлением трясли ему руку.

— Савчук рассказывал, что вы здесь начальником порта, но мы… Как же это вы “угадали” нас?

— Еще бы не угадать! Мне раз сто про вас Петр Арианович говорил…

— А что говорил?

— “Остались, — говорил, — у меня друзья в моем родном городе: Ладыгин Алексей и Звонков Андрей”. И начинал обрисовывать вас.

— Не понимаю! Ведь он описывал подростков. Он знал нас еще подростками.

— Выходит дело, главное сумел обрисовать! — Овчаренко значительно подмигнул, видимо довольный своей проницательностью. — Человек с годами меняется, это так. От, например, я. Был красивый, молодой, кучерявый, а теперь сывый став, як той Сирко 11 11 Седой стал, как Серко (укр.). ! — Он снял фуражку и шутливо похлопал ладонью по своей круглой голове. В волосах, действительно, густо пробивалась седина. — И что же, скажете: главное это во мне — сывына? Нет. Подросток превращается в юношу, юноша — во взрослого, а главное в нем, в человеке, остается!.. Так-то, хлопцы!

Перехватив удивленный взгляд Андрея, он неправильно истолковал его:

— Может, обижаетесь, что я вас хлопцами называю? Это у меня привычка такая. Еще с гражданской войны осталась. Раз даже на коллегии наркомата сказал “хлопцы”…

Мы с Андреем засмеялись.

— Выходит дело, не обижаетесь? Добре!.. А семафор на “Пятилетку” передали? Что же вы!

На правах хозяина он поспешил распорядиться.

— А ну, хлопцы, — скомандовал он, обернувшись к стоявшим на пристани, — сигнальщик есть среди вас? Передать на корабль: “Начальник экспедиции с научными сотрудниками прибыл!”

Сигнальщик, взобравшись на штабели досок, сорвал шапки со своей головы и с головы товарища и замахал ими. В ответ на “Пятилетке” замелькали флажки.

— “Приветствую начальника экспедиции и научных сотрудников, — переводил вслух сигнальщик. — Подхожу к пирсу левым бортом. Капитан”.

Медленно разворачиваясь против солнца, “Пятилетка” приближалась к пирсу. Ее мачты и реи отчетливо вырисовывались на фоне бледно-голубого неба.

— Какой корабль! — с воодушевлением сказал Андрей и, запнувшись, добавил: — Петр Арианович так и не видел его…

— Это ничего, что он корабль не видел, — ответил Овчаренко. — То плохо, что он вас не видел, не полюбовался на вас, какие вы стали!.. Эх, Петро, Петро!..

Он понурился, вздохнул, помолчал.

— Ну, поговорим еще!.. Если нужно что — прямо ко мне, по старой дружбе. А в воскресенье — обедать! Жинка нам такой рыбы нажарит!..

Он умчался по своим делам, а мы уселись в шлюпку, поданную с “Пятилетки”.

Признаюсь, я ощутил почти ребячью тщеславную гордость, когда навстречу шагнул к трапу капитан “Пятилетки” и, держа под козырек, как полагается при отдаче рапорта, неторопливо сказал:

— Товарищ начальник экспедиции! Ледокол готовится к походу в высокие широты. Заканчиваем проверку приборов…

Я с удовольствием смотрел снизу вверх на нашего капитана. Силой и спокойствием веяло от него. Такой он был большой, устойчивый, широкоплечий, какой-то очень надежный.

Нам повезло: предложение идти на “Пятилетке” принял один из опытнейших ледовых капитанов — Никандр Федосеевич Тюлин.

Повсюду на советских арктических морях — от Мурманска до бухты Провидения — звали его запросто Федосеичем. А человека называют у нас только по отчеству, опуская имя, в знак особого, почти сыновнего к нему уважения.

“Федосеич не подведет, нет, — заверяли нас в Москве. — Федосеич, мало сказать, понимает — он чувствует полярные льды!..”

Я вспомнил требование, которое ставил перед полярными капитанами наш знаменитый ученый, профессор Визе. Он писал о том, что капитан должен быть одновременно и крайне осторожным и крайне дерзким. При этом, добавлял профессор, не существует в условиях полярного плавания определенных правил, когда нужно быть осторожным и когда следует рискнуть, — почти все познается “нутром”.

Вот этим-то “нутром” Федосеич, по отзывам, обладал в высшей степени.

Наружность у него, во всяком случае, была располагающая. Поглаживая свои седые прокуренные усы, он спокойно разглядывал меня умными маленькими глазками из-под припухших век — тоже, видно, прикидывал: хороший или плохой попался ему начальник экспедиции?

А из-за его крутого плеча, улыбаясь, выглядывал коротышка Сабиров, наш старый приятель, который когда-то, если помнит читатель, “расфасовывал” Восточно-Сибирское море во множество пивных бутылок, а также во флаконы из-под духов. На “Пятилетке” он шел старшим помощником капитана.

И еще одно знакомое лицо встретилось на ледоколе.

От группы матросов, стоявших на палубе, отделился чукча в черном замасленном комбинезоне и, вынув трубочку изо рта, с достоинством пожал руку мне, потом Андрею, потом всем остальным научным сотрудникам по очереди.

Тынты Куркин, каюр? Нет, Тынты Куркин-второй, водитель вездехода.