Гавриил Давыдов - Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним

При свежем марсельном ветре, дующем иногда крепче, иногда тише, и переменяющемся меж OtZ и NOtO, мы лежали на NWtN под марселями зарифлеными одним рифом, фоком, гротом, кливером и брамселями, которые по временам крепили.

Пять дней продолжалось безветрие, или тихие переменные ветерки, во время которых мы держали NWtN. Всякий день видели обыкновенно бывающих в сих морях птиц, иногда морских свинок, a однажды кита.

Ветер довольно свежий, переменяющийся меж ZWtW и WtZ, мы держали NWtN и NNW. Около полудня в правой стороне на горизонте, показалось нечто светлое, похожее на то, как солнце восходит. Светлость сия в одну минуту приблизилась к судну и скоро опять ушла по прежнему направлению; вода в то время имела цвет бледного огня. Уверяют, что здесь нередко случаются такие явления, называемые промышленниками сполоха.

Ветер переменный меж Z и W, a потом маловетрие с той же стороны: мы шли на NWtN. Поутру между множеством обыкновенных птиц видели одного Урила, из чего и заключили (как и счисление наше показывало), что мы находимся не далеко от острова святого Ионы, куда и птица сия ненадолго от берегов удаляющаяся, вскоре отлетела. Временем из моря выскакивала рыба, конечно принадлежащая к станицам, идущим в реки, впадающие в Охотское море.

Тихие ветерки и маловетрие меж ZO и NO. В полдень считали себя в 155 Английских милях от Охотска, на румб от него ZOtZO. Видели много топорков, глупышей и несколько альбатросов или семи-саженных чаек.

В 8 часов утра увидели меж N и по берег, прилежащий к высокому мысу Шилкап. Ночь была такова, что можно оную почесть редкостью в здешнем климате. При полной луне, совершенно безоблачном небе и чистом горизонте, видны были весьма ясно все берет простирающиеся от Охотска к Шилкапу.

При тихом ветре от ZW и WZW, шли к NW, будучи сопровождаемые течением, обыкновенно бывающим здесь, от по вдоль берет. Около полуночи ветер сделался NW.

При тихом, несколько переменном, но всегда противном ветре, ходили около Шилкапа. Последние два дни видели множество особого роду моллюсков, называемых здесь жирками. Пополудни около судна тюлени во множестве играли.

Ветер, дувший поутру от N, отошел к по, a потом сделалось маловетрие меж Z и О, которым подвигало нас к устью реки Охоты. В десятом часу вечера приехала к нам из Охотска байдарка Американской компании, на оной привезли свежей говядины и других съестных припасов. Около полуночи начался отлив, почему легли на якорь.

8 часов утра снялись с якоря и буксиром пошли к устью реки Охоты. Вскоре сделалось маловетерие меж Z и О, мы поставили паруса и прошли уже через бар или перебор, как вода дрогнула на убыль. В нескольких саженях от южного мыса, поставило судно наше поперек весьма крутых валов и столь жестоко качало, что оное черпало воду обоими бортами. Мы положили якорь и хотели завозить верьпы, думая еще против течения втянуться в реку; но приметив, что воды много уже было, снялись, перешли назад за перебор и в 2 1/2 верстах от Охотска остановились на якоре.

Желая узнать, нет ли к нам в Охотске писем, я отправился в байдарке, но как до устья реки было далеко, то надлежало мне пристать прямо против судна к берегу, где с отменною силою ходил высокий и крутой бурун. Мы должны были выждать самый большой вал, который донес нас один к берегу, куда я с передним гребцом тотчас выскочили и байдарку за собою выдернули на берег, так что другим пришедшим валом только заднего гребца с ног до головы облило.

Охотский берег весьма отмел: в четырех верстах от оного, глубина не более четырех сажень. По сей причине около Охотска всегда слышится шум буруна, который во время отливу бывает более, особливо же при ветре с открытого моря делается весьма высок, приходит крутыми белыми всплесками и с чрезвычайным шумом разбивается. Один сей шум, делает уже положение Охотска весьма неприятным, ибо наводит уныние и скуку. В тихое время жители сего города узнают всегда, какова будет погода, ибо если бурун сильно разбивается на косе от северного берет Охоты идущей, или иначе: когда Тунгусская кошка шумит (как говорят городские жители), то будет ясная погода, если же шумит Урацкая кошка, то есть коса идущая от южного берега, в которой стороне река Урак находится, то будет ненастье.

Пробыв часа два у господина Полеваго и взяв от него ко мне и Хвостову письма, пошел я к своей байдарке. Тогда уже был отлив, ветер довольно свежий дул с мора и престрашный бурун о берег разбивался. Около байдарки собралось много людей, все говорили о невозможности ехать, с чем и гребцы мои были согласны. Некто бывший тут же Передовщик (начальник над промышленниками) сказал: что уже 33 года, как он ездил в байдарке, a потому смело уверяет, что нет возможности отъехать от берегу. Я хотел доказать ему, что это можно; для того уговорил гребцов пуститься к судну, несмотря на представления окружающего нас собрания. Итак мы сели, в байдарку на сухой земле, надели камлейки, обтяжки, зашнуровались, дождались, как пришел самый большой бурун: тогда велели себя столкнуть и погребли изо всей силы. Первый встретившийся нам вал окатил только переднего гребца, второй закрыл его с головою, меня по шею, и прорвал мою обтяжку. Ворочаться было поздно, исправить обтяжку невозможно; a потому не оставалось нам иного, как всеми силами грести, дабы скорее удалиться от берет. Еще один вал накрыл нас, но потом мы выбрались из буруна и увидели столько воды в байдарки, что оная едва держалась на поверхности мора. С берегу во все время, покуда мы были между высокими валами, не видали нашей байдарки и считали нас погибшими; но увидев наконец спасшимися, начали махать шляпами в знак их о том радости. Должно признаться, что упрямство составляет немаловажную часть моего нрава, и несколько раз оное весьма мне дорого стоило. Я не оправдываю сего моего поступка: он заслуживает больше имя предосудительной дерзости, нежели похвальной смелости. Таковым я сам его находил, но после, a не в то время, как предпринимал оный. Могу сказать, что в сем случае одно чрезвычайное счастье спасло меня от крайнего моего неблагоразумия.

На большой полуденной воде взошли в устье реки Охоты и остановились на якоре в Кухтуе, дабы переждать как течение стихнет. Послали завести верьп в Охоту, но оный не скоро завезли; течение между тем переменилось и сделалось весьма сильное из реки, верьп же не забрал и влекся к судну когда стали подтягивать оный. Тогда, дабы противостоять течению реки, поставили марсели, брамсели и фок. Ветер был от юга свежий. Судно под сими парусами хотя конечно имело до 4 1/2 узлов ходу, однако подавалось назад. Боды между тем столько убыло, что мы опасались обмелеть на переборе и потерять судно, почему положили якорь, дабы только в реке удержаться. Но как и иногда продолжало нас дрейфовать (тащить назад), то мы с помощью парусов решились прижаться к Тунгусскому берегу и стать на мель у оного. Когда вода убыла и волнение утихло, начали разгружать судно. В два с половиною или и три часа времени, вынули весь груз, спустили ростеры, сняли весь бегучий такелаж, марсели, стеньги, брам-стеньги, брам-реи, на верху находившиеся бочки, и вылили из трюма всю пресную воду. убравшись с сими работами, завезли якорь и разные верьпы для стягивания судна. Ветер сделался от ют весьма свежий, развело немалое волнение, несколько тросов лопнуло; но наконец в десятом часу вечера сошли с мели, подтянулись к Охотскому берегу, y которого и ошвартовились.