Джером Джером - Дневникъ паломника

Вечеромъ завернулъ къ намъ Джорджъ.

— Вотъ что, старина, — сказалъ онъ, — не забудьте взять съ собой табаку и ящикъ сигаръ.

Онъ, прибавилъ, что нѣмецкія сигары — лучшія нѣмецкія сигары, принадлежатъ къ особенному сорту, извѣстному подъ именемъ «регалія-капустиссима», и что врядъ-ли я успѣю привыкнуть къ ихъ аромату, за мое кратковременное пребываніе въ Германіи.

Немного позднѣе пришла моя свояченица и принесла чайный погребецъ.

— Положите его въ чемоданъ, — сказала она, — въ дорогѣ пригодится. Тутъ все, что нужно, въ случаѣ если захочешь напиться чаю.

Она прибавила, что нѣмцы понятія не имѣютъ о чаѣ, но что съ этимъ погребцемъ я и безъ нихъ обойдусь.

Она открыла шкатулку и показала мнѣ ея содержимое. Дѣйствительно, тутъ были всевозможныя приспособленія. Тутъ оказались: маленькая чайница съ чаемъ, бутылочка молока, сахарница съ сахаромъ, бутылка спирта, маслянка съ масломъ, ящичекъ съ бисквитами; кромѣ того, спиртовница, кострюлька, чайникъ, ситечко, два блюдечка, двѣ тарелочки, два ножа, двѣ ложечки. Еслибъ сюда еще кровать, нечего и о гостинницахъ безпокоиться.

Въ девять часовъ явился Смитъ, секретарь нашего фотографическаго клуба, и попросилъ меня снять для него негативъ со статуи умирающаго гладіатора въ Мюнхенской галлереѣ. Я отвѣчалъ, что радъ бы былъ услужить ему, но думаю оставить дома мою камеру.

— Оставить дома вашу камеру! — сказалъ онъ. — Да вѣдь вы ѣдете въ Германію, въ Рейнскую область! Вы увидите живописнѣйшіе ландшафты, вы будете останавливаться въ древнѣйшихъ и знаменитѣйшихъ городахъ Европы, — и вы оставите дома вашъ фотографическій аппаратъ, и вы называете себя артистомъ!

Онъ прибавилъ, что я всю жизнь буду каяться, если уѣду безъ моей камеры.

Я полагаю, что благоразумный человѣкъ долженъ слушать совѣты тѣхъ, кто лучше его знаетъ дѣло. Опытъ предшественниковъ облегчаетъ вашу задачу. Итакъ, послѣ ужина, я досталъ всѣ вещи, которыя мнѣ совѣтовали взять въ дорогу, и разложилъ ихъ рядкомъ на кровати, — прибавивъ въ нимъ нѣсколько другихъ, уже по собственному усмотрѣнію.

Я взялъ запасъ бумаги, чернильницу, словарь и нѣсколько справочныхъ книгъ на случай, если мнѣ захочется работать въ дорогѣ. Всегда слѣдуетъ запасаться матеріалами для работы: вѣдь не знаешь, когда на тебя найдетъ рабочій стихъ. Съ мною это случалось: уѣдешь куда нибудь, не захвативъ ни пера, ни чернилъ, ни бумаги, и вдругъ нападетъ охота работать. Но пера, бумаги, чернилъ нѣтъ — и вотъ вмѣсто того, чтобы работать, приходится цѣлый день ловить мухъ.

Поэтому, теперь я всегда и всюду таскаю съ собой бумагу, перо и чернила, такъ что если захочется работать, — садись и пиши.

Почему на меня такъ часто нападалъ рабочій стихъ прежде, когда я не бралъ съ собой бумаги, пера и чернилъ, и почему онъ никогда, ни разу, не нападалъ на меня съ тѣхъ поръ, какъ я сталъ запасаться всѣмъ, что требуется для работы, — рѣшительно не понимаю.

За то ужь если нападетъ, то не застанетъ меня врасплохъ!

Кромѣ того, я положилъ на кровать нѣсколько томовъ Гёте, пріятно будетъ перечесть Гёте на его родинѣ, думалось мнѣ. Я рѣшилъ также захватить съ собой губку и маленькую походную ванну: холодныя ванны по утрамъ очень полезны.

Б. явился какъ разъ въ ту минуту, когда я сложилъ все это въ кучу. Онъ взглянулъ на кровать, и спросилъ меня, что это я затѣваю. Я отвѣчалъ, что укладываюсь въ дорогу.

— Господи! — воскликнулъ онъ. — Я думалъ, вы переѣзжаете на новую квартиру. Да что жь мы тамъ — колонію будемъ устраивать, что-ли?

— Нѣтъ! — отвѣчалъ я. — Но мнѣ совѣтовали взять съ собой эти вещи. Къ чему же вамъ будутъ давать совѣты, если вы не станете ихъ слушать?

Онъ отвѣчалъ:

— О! слушайте, скольео угодно, это всегда полезно: потомъ сами кому-нибудь посовѣтуете. Но, ради всѣхъ святыхъ, оставьте дома этотъ хламъ. А то вѣдь насъ примутъ за цыганъ.

А я:

— Ну, что за глупости! Половина этихъ вещей необходима, если я сколько-нибудь дорожу жизнью. Тотъ, кто поѣдетъ безъ нихъ въ Германію, умретъ, вернувшись домой.

И я передалъ ему слова доктора, и викарія, и другихъ, и растолковалъ, до какой степени моя жизнь зависитъ отъ бутылки водки, зонтика, одѣяла и теплаго платья.

Этотъ Б. удивительный человѣкъ: совершенно равнодушенъ къ опасности (если она угрожаетъ другому). Вотъ что онъ сказалъ:

— О, пустяки! Не такой вы человѣкъ, чтобъ умереть отъ простуды. Оставьте этотъ складъ, и возьмите съ собой зубочистку, щетку, пару носковъ и рубашку: больше ничего не требуется.

Я таки захватилъ и еще кое-что — впрочемъ немного. Все помѣстилось въ маленькій чемоданчикъ. Хотѣлось мнѣ захватить чайный погребецъ — пріятно бы было побаловаться чайкомъ въ вагонѣ, — но Б. и руками и ногами…

Надѣюсь, что погода не перемѣнится.

Всталъ сегодня ни свѣтъ ни заря. Зачѣмъ, — и самъ не знаю. Мы уѣзжаемъ только въ восемь часовъ вечера. Но я не жалѣю… то есть о томъ, что рано всталъ. Все-таки перемѣна. И домашнихъ разбудилъ: мы пили чай въ семь часовъ.

Позавтракалъ очень плотно. Мнѣ говорилъ какъ-то одинъ морякъ:

— Коли ѣдешь куда нибудь, запасайся балластомъ. Довольно балласта — все пойдетъ какъ по маслу. А если мало, — бѣда; все время качка: и боковая, и килевая… Нагружайтесь балластомъ.

Совѣтъ, кажется, разумный.

Подъ вечеръ пріѣхала тетка Эмма. Обрадовалась, что захватила меня дома. Что-то толкнуло ее пріѣхать въ пятницу вмѣсто субботы. Конечно Провидѣніе, — рѣшила она.

Я бы желалъ, чтобъ Провидѣніе занималось своими дѣлами и не совалось въ мои: совсѣмъ оно ихъ не понимаетъ.

Она сказала, что дождется моего возвращенія, потому что хочетъ увидѣть меня передъ отъѣздомъ. Я замѣтилъ, что вернусь черезъ мѣсяцъ, — не раньше. Она отвѣчала, что это ничего: времени у нея довольно и она подождетъ пока я вернусь.

Семья просила меня пріѣжать поскорѣе. Пообѣдалъ на славу; «нагрузился балластомъ», какъ говоритъ мой другъ — мореплаватель; пожелалъ всѣмъ «счастливо оставаться», поцѣловалъ тетку Эмму, обѣщалъ позаботиться о себѣ и надѣюсь съ Божьею помощью исполнить это обѣщаніе во что бы то ни стало, — сѣлъ на извощика и уѣхалъ.

Пріѣхалъ на вокзалъ раньше Б. Занялъ два мѣста въ курящемъ вагонѣ и сталъ разгуливать взадъ и впередъ по платформѣ.

Когда вамъ нечего дѣлать, вы начинаете думать. За неимѣніемъ лучшаго занятія я погрузился въ размышленія.

Какое удивительное воплощеніе соціализма представляетъ современная цивилизація — не соціализма такъ называемыхъ соціалистовъ! — системы, сфабрикованной очевидно по образцу каторжныхъ тюремъ, — системы, при которой несчастный смертный осужденъ на работу подобно вьючному животному не ради личной пользы, а для блага общества, — системы, при которой нѣтъ людей, а есть только числа — при которой нѣтъ ни честолюбія, ни надежды, ни страха, — а соціализма свободныхъ людей, работающихъ бокъ о бокъ въ общей мастерской, каждый на свой страхъ, напрягая всю свою энергію и способности, — соціализма мыслящихъ, отвѣтственныхъ индивидуумовъ, а не автоматовъ, направляемыхъ правительствомъ. Вотъ и я, въ награду за мои труды, получилъ отъ общества возможность прокатиться въ сердце Европы и обратно. Рельсовые пути проложены на протяженіи 700 или 800 миль, чтобы облегчить мою поѣздку, выстроены мосты, пробиты туннели; армія инженеровъ, сторожей, стрѣлочниковъ, носильщиковъ, конторщиковъ печется о моемъ благополучіи. Мнѣ нужно только заявить Обществу (олицетворенному въ данномъ случаѣ кассиромъ), куда я хочу ѣхать, и усѣсться въ вагонъ; остальное сдѣлаютъ за меня другіе. Если я захочу развлечься въ дорогѣ чтеніемъ, — сдѣлай одолженіе: книги, газеты написаны и напечатаны. Въ различныхъ мѣстахъ пути заботливое Общество припасло все что нужно для подкрѣпленія моихъ силъ (бутерброды могли бы быть посвѣжѣе, но можетъ быть оно думаетъ, что свѣжій хлѣбъ вреденъ для моего желудка). Если я усталъ съ дороги и хочу отдохнуть, Общество поджидаетъ меня съ ужиномъ и постелью, съ холодной и теплой водой для мытья и съ полотенцами для утиранья. Куда бы я ни пошелъ, чего бы я ни захотѣлъ, Общество, точно геній восточной сказки, готово помогать мнѣ, угождать мнѣ, исполнять мои приказанія, доставлять мнѣ всяческія развлеченія и увеселенія. Общество свозитъ меня въ Оберъ-Аммергау, позаботится обо всѣхъ моихъ нуждахъ въ дорогѣ, покажетъ мнѣ представленіе Страстей, которое оно поставило, прорепетировало и будетъ играть для моего поученія и услажденія; отвезетъ меня домой, объясняя по дорогѣ, при посредствѣ своихъ путеводителей и указателей все, что можемъ, по его мнѣнію, заинтересовать меня; будетъ передавать мои письма роднымъ и знакомымъ, оставшимся въ Англіи, а письма родныхъ и знакомыхъ мнѣ; будетъ смотрѣть за мной, ублажать меня, беречь меня, какъ родная мать… Какъ родная мать никогда не съумѣетъ.