Луи Жаколио - Пожиратели огня

— Это восстание, открытый протест! — воскликнул негодующий Иванович.

— Нет, но вы не должны забывать, что прежде, чем согласиться на ваши условия, я оговорил, что сохраняю свою свободу действий по отношению к французам и даже другим нациям, кроме славянских народностей, и по отношению к графу д'Антрэгу, которого я хотя и не знаю, но жизнь которого решил сохранить, о чем и предупреждал вас тогда же! Во-вторых, как член Невидимых первого класса я вправе повиноваться только Верховному Совету непосредственно, а не через посредство равного мне или низших сочленов!

— Не таков дух нашего постановления!

— Может быть, но такова его буква!

— Пусть так, в таком случае что же вы думаете делать?

— Исполнить свое обещание, то есть помочь вам захватить в плен графа, завладеть его особой, но не дав коснуться даже волоса на его голове! При этом не рассчитывайте, чтобы я выдал вам пленника. Я сам доставлю его в Петербург и передам в руки Верховного Совета, а для того, чтобы он во время пути пользовался всеми удобствами, подобающими его происхождению и общественному положению, здесь, на «Римэмбере», я считаю нужным предуведомить вас, что в случае его смерти я вас немедленно заставлю познакомиться с одной из наших электрических батарей, которая в один момент отправит вас следом за вашей жертвой. Поэтому предупреждаю вас, что на «Римэмбере» нет такого места, нет стула, кресла, дивана, постели, где бы при желании с моей стороны я не мог поразить вас, как громом, в любой момент!

— Вы не так говорили со мной шесть месяцев тому назад, — едко заметил Иванович, — и ваша благодарность в данном случае проявляется в весьма своеобразной форме!..

— В данном случае о признательности с моей стороны не может быть речи; вы действовали ради своих же выгод и выгод вашего общества, французом же мне была оказана помощь совершенно бескорыстно. Принудив меня встать в ряды Невидимых, вы рассчитывали сделать меня вашим рабом, но я не таков, чтобы дать вить из себя веревки. Во всяком случае, не советую вам вступать со мною в борьбу: сила на моей стороне!

— Вступать с вами в борьбу! — воскликнул Иванович с притворным удивлением. — Да я и не думаю об этом!

Он отлично сознавал, что был бессилен против Красного Капитана и что его планы нуждаются в содействии этого гениального человека, расположение которого ему нужно было приобрести во что бы то ни стало ради осуществления своих дальнейших планов.

— Я опасался только, что ваше пристрастие к французам может побудить вас отказать мне в обещанном вами содействии при поимке графа, но раз вы беретесь сами доставить его в Петербург, то я считаю миссию свою оконченной. Раз вы так дорожите жизнью графа, то этого достаточно, чтобы ее пощадили даже в том случае, если бы его смерть была в интересах всего общества Невидимых. Поверьте, между вашей дружбой и моим долгом как члена Невидимых я не стал бы колебаться ни минуты! Впрочем, интересы общества Невидимых и ваши вскоре сольются, так как всесильный Великий Невидимый избирается только на 10 лет, а срок десятилетия настоящего Великого Невидимого через несколько месяцев кончается, и тогда я берусь совместно с несколькими товарищами добиться избрания вас на его место: ведь кто, кроме вас, может с честью занимать этот высокий пост? Есть люди, самой судьбой предназначенные для того, чтобы властвовать и повелевать!

Польстив таким образом чувству гордости и самолюбию Джонатана Спайерса, Иванович сделал ловкий ход.

— Я так и знал, что мы в конце концов сговоримся! Я был несколько резок, быть может, но вот вам моя рука в знак дружбы. Я все-таки никогда не забуду, что вы первый поверили в бедного изобретателя, и это связывает нас на жизнь и смерть! — сказал Красный Капитан.

Иванович схватил его руку и крепко пожал ее, а на глазах его блеснули слезы.

— Я ошибся в вас, Иванович, — говорил Спайерс, заметивший эту слезу, — вы порядочный человек!

Ловкий казак внутренне торжествовал: как все демонические натуры, капитан был грозен и неумолим, когда ему противоречили, и мягок и податлив до слабости, когда ему льстили, и он полагал, что эта лесть исходит от искреннего чувства. Но наряду с этой слабостью, порожденной в нем его громадным честолюбием, Джонатан Спайерс был человек необычайной энергии, чуткости и проницательности, позволявшей ему по малейшим признакам угадывать истину. И сколько он ни насиловал себя, но чувство недоверия к Ивановичу постоянно брало в нем верх.

Между тем добиться всеми средствами, чтобы Джонатан Спайерс доверил ему управление «Лебедем» или «Осой», что, в сущности, являлось равносильным управлению самим «Римэмбером», так как два спутника его являлись во всех отношениях его точной копией, и затем преспокойно убить капитана во время сна, уничтожить его труп и остаться единственным владельцем «Римэмбера» и обладателем тайны его управления было теперь единственной целью Ивановича, — целью, к которой он шел неуклонно и настойчиво.

Но с другой стороны, капитан Спайерс отлично сознавал, что его грандиозное изобретение является завидным для многих и собственная жизнь отныне зависит главным образом от его умения сохранить свою тайну.

Между тем ему необходимо было иметь второго самого себя, которому он мог доверить участь своего судна и свою собственную, человека, безгранично ему преданного, человека бескорыстного, неподкупного и неумолимого. Иначе он был осужден никогда, ни на минуту не расставаться со своим «Римэмбером». Естественно, что правительства всего мира рады были воспользоваться случаем овладеть капитаном, как только он сойдет со своего «Римэмбера», и, лишив этого колосса его души, уничтожить его, как простую груду металла. Имея же надежного заместителя, который бы явился отомстить за него или вызволить его с грозным «Римэмбером», капитану нечего было бы опасаться никаких врагов в мире. Сознавая все это, Джонатан Спайерс в минуту откровенности сообщил свои мысли Ивановичу, который при этом вздрогнул от невыразимой радости, но ничем не подал вида, соблюдая необходимую осторожность.

— В самом деле, — согласился он, — без такого доверенного заместителя вы точно Прометей, прикованный к своей скале!

— Да, но где найти такого человека, которому я мог бы так безгранично довериться, чтобы отдать в его руки и свою судьбу, и судьбу моего великого «Римэмбера»?

— Если бы вы захотели, то я мог бы быть этим человеком, — хотел было воскликнуть Иванович, но воздержался, сознавая, что капитан никогда не доверится человеку, в котором заподозрит желание стать его заместителем.

— Человек, которого вы изберете, — заметил он, — будет нести тяжелую ответственность; но главное, этот человек должен быть вам безгранично предан, должен любить вас больше, чем себя!