Асгольф Кюстин - Россия в 1839 году. Том второй

Кюстин контаминирует черты двух разных памятников: прилагательное «грановитый» и упоминание об одностолпном зале отсылают нас к Грановитой палате, внешний же облик описываемого сооружения подсказывает, что речь идет о Теремном дворце, выстроенном в 1635–1636 гг. и отреставрированном в 1836–1837 гг. (в ходе реставрации в окна были вставлены дубовые рамы с цветными стеклами, а в помещениях установлены изразцовые печи и мебель, стилизованная под XVII век, — что Кюстин и почувствовал). В упоминаемом Кюстином верхнем домике — златоверхом теремке, представляющем собою пятый этаж Теремного дворца, — происходили заседания боярской думы (Памятники. С. 333).

В «Записках и путешествиях» Кюстин посвящает целое рассуждение словам «комфорт» и «комфортабельный», которые англичане «заимствовали у французов, полностью изменив их смысл» (в старофранцузском «conforter» означало «придать отвагу, моральную силу») и обозначив им «главное занятие большинства англичан <���…> — постоянное попечение об улучшении физического благополучия. Устроиться комфортабельно есть цель усилий каждого англичанина. Это волшебное слово, сообщающее направление всей жизни, узаконивает привязанность англичан к материальным удовольствиям и становится основой домашнего эгоизма, подобно тому как полезность слишком часто служит оправданием политическим несправедливостям» (Memoires et voyages. P. 238).

Ср. примеч. к. т. I, с. 178.

Лапония, или Лапландия — природная область на севере Швеции, Норвегии, Финляндии и в северной части России.

Меж тем в частных беседах император, по свидетельству Баранта, признавал недостатки Петербурга как столицы и соответствующие преимущества Москвы: «В другой раз он говорил о Петербурге: «Еще вопрос, правильно ли поступил Петр, основав столицу именно здесь…» А когда я отвечал, что в ту пору это был единственный способ установить сношения России с Европой, он продолжал: «Быть может, следовало ее цивилизовать, опираясь на внутренние ресурсы». Вообще эта тоска по Москве весьма распространена и вне связи с внешней политикой» (Souvenirs. Т. 5. Р. 259; донесение герцогу де Брою от 30 января 1836 г.). Впрочем, Барант при этом весьма скептически оценивал практическую возможность перенесения российской столицы в Москву: «Как бы там ни было, ни экономические соображения, ни тщательно скрываемое дурное расположение не заставят русское правительство вновь сделаться московитским; более длительное пребывание двора в Москве, изменения в форме придворного костюма, — вот в конечном счете единственные результаты, которыми могут окончиться эти мимолетные попытки» (Ibid. Т. 5. Р.259–260). Об антипетербургских настроениях в русском обществе (впрочем, скорее всего неизвестных Кюстину) и о противопоставлении новой и старой столиц см.: Осповат А. Л. К прениям 1830-х гг. о русской столице // Лотмановский сборник. I. М., 1995. С. 475–487.

В 1768 г. была создана специальная Экспедиция по перестройке Кремля под руководством В. И. Баженова; в 1775 г. строительство было отменено из-за чрезмерности предстоявших затрат и охлаждения Екатерины к Москве как оплоту недовольных.

Ср. примеч. к т. I, с. 247.

Троицкий мост (см. примеч. к наст, тому, с. 91).

См.: Pradt D.-D. de. Histoire de l'ambassade dans le grand-duche de Varsovie. 6-me ed. P., 1815. P. 215. Аббат Доминик Дюфур де Прадт (1759–1837), французский прелат, сподвижник Наполеона, получивший от императора место архиепископа бельгийского города Мехельн (по-французски — Малин), в 1812 г., накануне войны с Россией, был назначен французским послом в великое герцогство Варшавское; этому посольству и посвящена процитированная книга, опубликованная в 1815 г.

Имеется в виду книга графа Федора Васильевича Ростопчина (1763–1826), военного губернатора Москвы в 1812 г., «La verite sur l'incendie de Moscou» («Истина о московском пожаре»), выпущенная в 1823 г. в Париже (в том же году в Москве вышел русский перевод; почти сразу же после французской публикации брошюра, вызвавшая в Европе огромный интерес, была переведена на основные европейские языки). Французским путешественникам, побывавшим в России до Кюстина, вопрос об ответственности Ростопчина за пожар Москвы представлялся не вполне разрешенным (см., например, у Ансело аргументы в пользу концепции, согласно которой поджигатели были наняты англичанами, которые желали таким образом погубить своих врагов-французов. — Ancelot. Р. 314–318). Современную точку зрения на замысел Ростопчина (сжечь Москву еще до вступления туда французов) см. в статье А. Г. Тартаковского «Обманутый Герострат» (Родина. 1992. № 6/7. С. 88–93).

Популярность Наполеона в России в 1830-е гг. в самых разных сословиях, от высших до низших, отмечают многие мемуаристы; Барант (Souvenirs. Т. 5. Р. 286) и Мармье (Marmier. Т. 1. Р. 327) сообщают, что портреты французского императора украшают стены и купеческих лавок, и аристократических салонов, и постоялых дворов, причем зачастую они соседствуют с портретами его победителя Александра I. Русские видели в Наполеоне воплощение политического величия, символ «идеальной Франции, Франции монархической и военной, которой они хотели бы подражать» (Souvenirs. Т. 5. Р. 449). Некоторые французские газеты настойчиво приписывали преклонение перед Наполеоном и самому российскому императору, который, если верить газете «Commerce» (5 октября 1839 г.), утверждал, что Романовы и Бонапарты — две династии, в равной мере способные даровать своим народам славу и величие.

Примечание Кюстина к пятому изданию 1854 г.: «Публикация переписки Наполеона с его братом Жозефом оправдала эти надежды».

По старому стилю 31 июля.

Персеполис — древняя столица персидской империи Ахеменидов; Пальмира — древний центр караванной торговли и ремесла на территории Северо-восточной Сирии.

Вероятно, намек на Ансело, который в своей книге отмечал: «Невозможно быть более гостеприимным, чем русский барин; он ищет общества иностранцев, в особенности французов; однако к этим изъявлениям любезности надобно относиться с великой осторожностью, ибо в России они чаще, чем в любой другой стране, оказываются совершенно неискренни. Иностранцу отнюдь не следует принимать все приглашения, какие он получит, ибо если он поверит всем расточаемым ему уверениям в преданности, то очень скоро испытает горькое разочарование. Русский начинает с того, что зовет вас своим лучшим другом, затем вы превращаетесь для него в простого знакомого, а под конец он перестает вам кланяться» (Ancelot. Р. 91–92). Жак Ансело (1794–1854) приехал в Россию в мае 1826 г. в составе представительной французской делегации, возглавляемой маршалом Мармоном и прибывшей на коронацию Николая I. Книга Ансело «Полгода в России» (1827), гораздо более доброжелательная, чем «Россия в 1839 году», вызвала тем не менее критические отзывы П. А. Вяземского (Московский телеграф. 1827. № 11) и Я. Н. Толстого (брошюра на французском языке «Довольно ли полугода, чтобы узнать страну?», 1827); ср.: Волович H. М. Пушкин и Москва. М., 1994. T. I. С. 142–152; Liechtenhan. Р. 127–128.