Антон Кротов - 200 дней на юг (2001)

В уже вечернем, тёмном Гобабисе мы расстались — стопщик в шлёпанцах исчез, а я ушёл на трассу, где неподалёку от города и поставил палатку.

10 января, среда. Очередное ботсванство

Утром меня подобрал юарский негр на развалюхе-грузовике, с ним я и добрался до Ботсваны, до поворота на Газни, где нас в прошлом тысячелетии заливало грозой и дождём. Тут же поймалась легковушка в сам Газни. Было очень жарко, ботсванские чёрные девушки прятались от солнца, заворачиваясь в полиэтиленовые пакеты (боялись загореть?) Оттуда я уехал до посёлка Д'Кар, где и застрял. Дальше транспорта было мало, и все деньгопросы. Интересен такой факт: некая машина подобрала меня и ещё десяток человек, проехала километров пять, и тут у неё лопнуло колесо. Водитель запаски не имел, поэтому высадил всех пассажиров, предоставив им возможность найти другую попутку; но при этом он не забыл стрясти с каждого, кроме меня, по монетке за проследованное в его машине расстояние.

Но вот навстречу проехала цивильная легковушка с двумя белыми людьми. Завидев меня, белого стопщика, они подкатились ко мне: "Жди нас, мы вернёмся в 17 часов, поедем в обратную сторону!" Мне не очень хотелось ждать 17 часов, и до этого времени я уже добрался до некоего поста ГАИ на развилке дорог, как вот смотрю — эта же машина!

— А, это ты! — сразу узнали водители. — Мы же сказали, что вернёмся в

17 часов! Поехали! Из какой ты страны?

— From Russia, — отвечал я.

— FROM FUCKING RUSSIA????!! — удивлению водителей не было границ, — из проклятой России???!!

Мы поехали. Водители оказались жителями ЮАР, работающими здесь на прокладке новой дороги Ганзи—Сехитва (белые инженеры-начальники над местными чёрными рабочими). Они свернули на эту новую дорогу, и непрерывно восхваляли свою страну.

— Южная Африка — это всё! Это хороший дом, хороший секс, хорошая машина, хорошие деньги, хороший бренди. Американская мечта! Если вы слышали, что в Англии получают много денег, не верьте! Тысяча фунтов в Англии — это ничто! Там зарабатывают, но много и тратят. А у нас! Тысяча фунтов, это десять тысяч рандов, это… (он приводил список всего, что можно купить в ЮАР на 10000 рандов). Или вот, я был в Мозамбике, прекрасная страна, один доллар равен 20000 местных денег, метакаш; вот, каждый миллионер; но что там можно купить на эти миллионы? А здесь, в ЮАР, я за 70.000 рандов купил себе эту машину; можно ли в России купить такую машину за 70.000 рандов ($10.000)? — Я сказал, что можно, но он не расслышал, увлечённый своей речью. — А дома! У нас прекрасные особняки стоят…

…Нас обвиняют в том, что мы обижаем чёрных. Но они сами! они сами ничего не умеют и не хотят! Вот чёрный, он работает на насосе. Его работа такая: когда насос сломается, он звонит по телефону: эй! насос сломался! Приедут, починят. Он звонит опять: о'кей, насос работает! Я его спрашиваю: почему ты не отдал свою жену учиться? он говорит: ага, тогда она станет умнее меня! И вот они хотят, чтобы зарплата у него и у меня были равны. Никогда такому не бывать!..А Йоханесбург — это Нью-Йорк. Прекрасный город. Только не надо там ездить автостопом: пиф-паф — и всё! ЮАР прекрасная страна.

Дорога была только что заасфальтирована, но никаких знаков и разметки там не наблюдалось. Мы неслись по ней со скоростью 190 км/час.

— Где в твоей проклятой России можно ехать 190 км в час? — продолжил высокопарную речь водитель. — А сейчас, а сейчас, я покажу тебе то, что ты никогда не видел и не увидишь во всей своей жизни! Никогда, нигде такого ты не видал! — и, вскоре притормозив, мы свернули в лес. Там, недалеко от дороги, рос баобаб средних размеров. Почему-то он был возведён в ранг величайшего баобаба на свете, хотя я в Танзании видел куда более здоровенные экземпляры (но скрыл это). Вылезли из машины и долго фотографировались вокруг того, что никогда в жизни больше не удастся увидеть. (Кстати говоря, действительно, в этой поездке больше мне баобабы не встречались.)

Через некоторое время, наснимавшись, мы опять сели в машину и скоро были на базе дорожных рабочих. Она была в стороне от дороги и содержала несколько брезентовых палаток с кроватями внутри и большой бассейн с водой, непрерывно наполняемый водой из трубы. Эти бассейны находились вдоль всей строящейся трассы, и вода здесь была для технических нужд, но искупаться можно было. Водители и я полезли купаться. Как это часто бывает, я потерял в бассейне мыло и не нашёл его.

11 января, четверг

Я переночевал в одной из брезентовых палаток. Часа в четыре утра привезшие меня инженеры-дорожники тихо уехали. Когда я проснулся, обнаружил, что в лагере никого нет, кроме молчаливого негра, того самого, который должен следить за насосом и говорить: "Насос работает! насос не работает!"

Вышел на пустынную гладкую строящуюся трассу и застопил других дорожников, которые неторопливо отвезли меня в деревню Сехитва, по дороге заезжая на разные автобазы и давая указания трактористам и др. В Сехитве я сидел на дороге и ждал попуток на север, доедая вчерашний намибийский хлеб. Подошли двое ботсванских ребят, один семи, другой десяти лет.

— Give me some bread! (Отломи хлебца!) — Я поделился.

Ботсванские дети и вообще люди очень общительны. Ребятишки и девушки, знающие английский, любят заговаривать первыми с проходящими иностранцами. Хлеб — это только предлог. В другой раз, когда мы ехали с Шарлаевым и Костенко, очень пышно разодетые тётки, проходя мимо нас, просили кока-колы, тоже не из-за бедности, а из интереса. Так и сейчас, дети протусовались вокруг меня минут десять, выспросили, куда и зачем я еду, истребили остатки хлеба, примерили по очереди мой рюкзак и, попрощавшись, убежали дальше по своим босоногим ребячьим делам.

Я же вскоре уехал по своим взрослым непонятным делам в следующий городок, где застрял на целый день. Тут, в Ботсване, возникла величайшая жара, разгар лета в пустыне Калахари. Хотя это и не настоящая песчаная пустыня, а травянистая ерунда со скоплениями деревьев, кустов и даже травы. В тени было не меньше +40, а на солнце плавился асфальт, и местные ослы и лошади оставляли на нём следы, да и ботинком этот асфальт ковырялся легко, а приставные красивые катафоты легко от него отклеивались. Едущие в кузовах ботсваночки прикрывали свои чёрные ножки пакетами, чтобы не обгореть.

Днём по трассам тут почти никто не ездит, а кто ездит — не останавливается, а кто останавливается — нередко хочет денег. Только к вечеру меня подобрал солдатский грузовик до села Шакаве на самом севере Ботсваны; до границы Намибии оставалось километров пятнадцать. Интересно, что некая ботсванка, долго болтавшая со мною, заранее знала о том, что будет бесплатный грузовик, и сознательно не стопила местный частный транспорт, ожидая солдатской оказии.