В. Цареградский - По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг.

— Мы упустили из вида маленькие колокольчики и бубенчики. На них тоже большой спрос, — вспомнил вдруг Евгений Иванович.

— Да-да, — согласился я, — у меня они где-то внесены в записную книжку. Молодые женщины, а может быть только девушки, вплетают их в косы или пришивают к одежде. Говорят, что по их звону эвены узнают и отыскивают своих девушек, спрятавшихся в лесу.

«Кстати, — подумал я, — кроме колокольчиков женщины вплетают в косы и пришивают к одежде серебряные бляхи. Их готовят, разбивая рубли и полтинники на гладких валунах, превращая в тонкие, слегка выпуклые пластинки. Ценятся больше крупные, сделанные из рублей. Не забыть поручить Бертину получить в банке серебряные рубли и полтинники».

…Кажется, обговорено все, а расходиться не хочется. Мы все еще возбуждены. Ведь у каждого из нас становятся реальными какие-то свои мечты, планы, связанные с экспедицией. А жизнь, заполненная любимой работой, всегда намного интереснее, целеустремленнее.

Недавно я и не мечтал, что так скоро представится мне большая самостоятельная работа. И вот теперь мог испробовать «свои крылья». Это не было ни честолюбием, ни тщеславием. Нет! Просто я был увлечен своей профессией, полюбил свое ремесло открывателя богатств там, «где каждый шаг никем не мерян», где каждая долина, каждая скала или горная гряда веками хранят в себе тайну. Мечтал проложить первые тропы, сделать первые открытия, создать первые географические и геологические карты. И представившаяся возможность осуществить все это явилась для меня подлинным счастьем. Если сбывается то, о чем мечтаешь, чего ждешь и во что веришь, — это ведь и есть счастье.

У жены тоже была романтическая мечта побывать на суровой северной земле, где ярче проявляются лучшие человеческие черты: мужество, смелость, отзывчивость, где встречаются люди незаурядные, сильные, волевые. Где мы вместе, рука об руку, пройдем по нехоженым тропам. Ма была тогда очень молода — ей не исполнилось и двадцати одного года. Она закончила среднюю школу, но специального образования пока не имела, увлекалась литературой, мечтала о путешествиях в далекие неизведанные края.

Моя Ма не отличалась особой красотой, но она владела даром какой-то внутренней привлекательности. В ее ясных зеленовато-серых глазах светилась то решительность и непреклонность, то вдруг появлялась беспомощность и беззащитность, а чаще доверчивость, нежность и искренняя веселость. Привлекали в ней ее прямота, доверительность в обращении с людьми. На фоне порой грубоватых взаимоотношений между рабочими эти качества Марии Яковлевны становились особенно заметными.

У Евгения Ивановича тоже были причины радоваться: он снова мог начать работать помощником геолога— искателя золота. Эта специальность привлекла его еще в Первой Колымской экспедиции.

…Ночь уже кончалась, когда мы разошлись, чтобы хоть немного отдохнуть перед завтрашним днем. Ведь завтра начинался новый этап в подготовке экспедиции, требующий массу энергии, терпения, упорства, находчивости. В этот трудный период конца двадцатых — начала тридцатых годов приобрести необходимое снаряжение, оборудование, приборы было делом нешуточным.

Чуть свет мы приехали в Ленинград. Город встретил нас свежим влажным утром. На стены домов еще только ложились косые розовые лучи солнца. Лишь редкие прохожие и дворники с метлами встречали пробуждение города. В бодрящем холодке мы зашагали к дому, где жили Раковский и Бертин. Разбудив товарищей, взволнованно рассказали им о новостях.

Раковский и обрадовался и огорчился одновременно. Ему очень хотелось отправиться с нами в экспедицию, но выбора у него уже не было. Накануне Сергей Дмитриевич получил официальное извещение о зачислении его в штат ГРБ Среднеканской конторы Союз-золота. Отказаться он не мог, тем более что сам просил эту работу. Бертину ничего определенного пока не обещали, и поэтому он сразу решил ехать с нами, хотя ему было жаль расставаться с Раковским. Они, несмотря на разность характеров, подружились еще на Алдане.

Эрнесту Петровичу Бертину было уже под сорок лет. Он рано начал трудовую жизнь. Окончив школу железнодорожников, работал машинистом на сибирской железной дороге. В годы революции и гражданской войны Эрнест Петрович участвовал в борьбе с белогвардейцами и интервентами в Забайкалье, на Дальнем Востоке, сражался в партизанском отряде. Позже в Иркутске работал следователем в губчека, а в 1923 году перебрался к брату на Алдан, где тот трудился в тресте «Алданзолото». Там Бертин впервые принял участие в поисках и разведке золота и в 1926 году познакомился с Ю. А. Билибиным — в то время геологом треста «Алданзолото». Оттуда по приглашению Юрия Александровича в 1928 году Бертин прибыл на Колыму для участия в Первой Колымской экспедиции. И вот теперь он снова стремился попасть на Северо-Восток.

К этому времени Бертин, как говорят, уже много повидал и испытал на своем веку, был геологом с вполне устоявшимися взглядами, привычками и своим укладом жизни. Обладал он довольно твердым и, пожалуй, несколько жестким характером, большой выдержкой. К делу Эрнест Петрович всегда относился добросовестно, но без особой увлеченности. К совершенствованию своей специальности поисковика-разведчика не стремился и вполне довольствовался настоящим, не задумываясь о дальнейшем. Его отличало большое жизнелюбие. Он был страстным охотником и рыболовом, любил вкусно и много поесть и посидеть в компании, послушать и рассказать остроумные анекдоты. Свои суждения высказывал прямо и лаконично, при волнении сильно заикаясь. Он много курил (всегда папиросы «Казбек»), не прочь был поиграть в карты, но играл обычно сдержанно и, со стороны казалось, бесстрастно.

Эрнест Петрович был среднего роста, коренастый, на висках его крупной круглой головы едва наметились залысины. По мнению многих, Бертин считался красивым. У него были правильные черты лица. Выступающий подбородок и серые холодные проницательные глаза подчеркивали мужественность, а узкие и как бы поджатые, редко улыбающиеся губы придавали его облику оттенок суровости.

В противоположность Бертину Раковский обладал довольно мягким, добрым и общительным характером. Правда, общению с людьми ему мешала стеснительность. Скромный, немногословный, он больше слушал других, чем говорил сам. В разговорах редко раскрывался до конца. Обычно сдержанный и терпеливый, он проявлял настойчивость, когда касалось дела. Ему чужды были цинизм, грубость. Случайно вырвавшееся ругательство звучало у него непривычно и неумело. Всем становилось ясно, что оно вызвано лишь боязнью показаться слишком благовоспитанным.

Сергей Дмитриевич был исключительно честен. Его отношение к работе, к поручениям было всегда не просто добросовестным, но и заинтересованным. Задания Сергей Дмитриевич выполнял без промедления, всегда обстоятельно и аккуратно. По мере возможности он старался пополнить свои знания в геологии, в разведке золота, прислушивался к геологам, опытным старателям, все примечал, запоминал, записывал и читал популярную и специальную литературу. Обладая хорошим слухом, он неплохо играл на мандолине и гитаре. Под настроение, набравшись храбрости, пускался в пляс, исполняя все — от «барыни» до мазурки. Отношения со всеми у него были ровные, товарищеские. Рабочие его уважали, многие привязывались к нему как ученики к полюбившемуся учителю, многих соединяла с ним истинная многолетняя дружба.