Гарун Тазиев - Запах серы

Я говорю о «схождении в ад» не ради красного словца. Время шло, и у меня было немало оказий потолковать с местными жителями. Они считали Ньирагонго местом пребывания душ усопших. Этот «ад» не был мучительной (искупительной или еще какой) геенной, а местом, где пламень, как объясняли мои собеседники, вечно хранит духи предков. Я выслушивал это то на кисуахили, который я тогда отлично понимал, то на местном наречии киньяруанда, в котором мне помогала разбираться Альет де Мунк, жившая здесь с раннего детства.

Я познакомился с Альет и ее мужем Адрианом в самом начале своих схваток с вулканами. По неопытности я попал с двумя помощниками в почти полное окружение текучих лавовых потоков. Навьючив на себя килограммов по сорок снаряжения, мы покинули стоянку и, потные и грязные от пепла, в конце концов оказались в большом цветущем саду на берегу Киву. Приветливый одноэтажный дом прятался в зарослях гибискусов и бугенвилей. Предыдущие дни мы сражались с градом шлака, с пышущими жаром потоками, с густыми и ужасно колючими джунглями, с хаотическими нагромождениями базальта, усыпанного кремниевыми иглами, с дождем и даже голодом. Дни эти были богаты роскошными зрелищами и всевозможными страхами, но зато истощили даже наши хорошо тренированные мускулы, покрыв ссадинами ладони, колени и голени. И вот после всего пережитого мы внезапно оказались в комфортабельном жилище, попавшем сюда прямиком из прошлого века…

На просторной веранде играли дети, а к нам направлялся плотный рыжеволосый мужчина в шортах и полотняной куртке цвета хаки. Он приветливо улыбался, и на лице его не читалось ни малейших признаков изумления. Выкупавшись и переодевшись в сухое, я оказался за столом, где был накрыт завтрак на английский манер, заставивший нас забыть обо всех неприятностях. Из рассказа хозяев я понял, почему наше появление не было неожиданным для Адриана: за несколько часов до того жена его узнала, что трое мужчин уходили на юго-восток от фронта потока, а в таком случае они не могли не пройти через их усадьбу.

Бугено на целую четверть века стал местом старта наших экспедиций на Ньирагонго. Сразу же после знакомства Альет и Адриан вызвались пойти со мной. Оба они были настоящими ходоками по джунглям. Изыскатель по профессии, Адриан 25 из своих 40 лет занимался поисками золота и олова в Конго, Руанде и Бурунди, обнаружив в конце концов прекрасное месторождение вольфрамовой руды. Что до Альет, то она свои без малого 30 лет прожила на берегах Киву, исходив их вдоль и поперек. Впоследствии ее мужество не раз подвергалось испытаниям, причем таким, которые разят наповал: Адриан внезапно скончался в 1966 году, а годом позже два ее сына, 21 и 23 лет, трагически погибли.

Все 9 месяцев извержения Китуро Альет и Адриан нередко составляли мне компанию. У меня был тогда слуга Пайя. За те 3 года, что мы работали вместе, я проникся к нему полным доверием. Трижды в критических ситуациях он не бросал меня. Но я не считал возможным идти с ним одним на заведомый риск, тогда как моральная и материальная поддержка моих новых друзей делала такой риск допустимым.

В августе 1948 года я смог наконец возвратиться на Ньирагонго. Репутация неприступности кратера настолько устоялась, что в итоге она и на меня начала производить впечатление. Уже целых 5 месяцев, заводя при случае разговор о Ньирагонго, я натыкался на пессимизм своих собеседников (за исключением четы Мунков, конечно). Но их я не просил сопровождать меня, поскольку здоровье Адриана было уже весьма подорвано, а Альет никогда не лазала по скалам. Оказалось непросто найти товарища по связке. В ту пору люди, имеющие минимальный альпинистский опыт и достаточно крепкие духом, были редкостью в этом краю. Жорж Тондер дал себя убедить в осуществимости моего проекта; не будучи скалолазом, он совершил несколько классических восхождений в Альпах, умел пользоваться страховочной веревкой и соглашался рискнуть, что и требовалось в первую очередь.

Носильщики из племени баньяруанда втолковывали нам, что мы собираемся проникнуть в царство духов, куда попадают только после смерти, так что, если мы попадем туда живыми, назад нам пути не будет… Не знаю, чем они руководствовались в большей степени — симпатией к нам или боязнью потревожить потусторонние силы, но в итоге наше упорство победило. Их обескураженность походила на ту, что вызывают у взрослых шалости балованного ребенка. Смиренно смотрели они, как мы проходим в связке первые десятки метров.

Мы как раз приближались к первому выступу, когда веревку стали дергать. Мы посмотрели наверх. Четыре круглые черные головы вырисовывались на фоне белого неба. Один из носильщиков прокричал: «Если увидите на дне моего отца, передайте ему, что я его очень люблю, всегда о нем думаю и чту его память». Функции посланцев в мир иной придали нашей миссии необходимую солидность.

Мест, куда можно было поставить ногу или положить руку, было предостаточно. Сложность заключалась в выборе упоров. Действующие вулканы подвержены постоянной микровибрации и довольно часто сотрясаются толчками различной силы. В результате скалы начинают шататься, как зубы в немолодой челюсти, так что самая надежная на вид опора может остаться у вас в руке, коли вы надавите на нее не в ту сторону. Это требовало крайней осторожности. Мы продвигались не иначе как по очереди, соблюдая все правила безопасности, выработанные техникой и опытом. Только через добрых 2 часа ступили мы на просторную горизонтальную, террасу. Тут уже можно было в полной мере насладиться радостью, испытываемой альпинистами, первыми взошедшими на вершину. Что из того, что наша «вершина» была дном, пусть и не самым глубоким? Удовольствие от успеха было не меньшим.

Ни один призрак или демон не помешал нашему ликованию: скорее всего они прятались во втором колодце. Мы крепко хлопали друг друга по плечам, решили перейти на «ты» (несколькими неделями позже мы поссорились, но это уже другая история), потом побежали к центральному колодцу. Кроме немногочисленных трещин, мы не встретили никаких препятствий. Через пару минут, запыхавшись (как-никак пробежка на высоте 3300 метров), мы стояли на четко обрезанном краю головокружительной цилиндрической пропасти. В глубине ее нам открылась самая неожиданная, самая невероятная из виденных мною картин.

Полумесяц кипящей лавы, показавшийся мне огромным, занимал примерно 1/3 площади круга колодца. Даже на расстоянии 200 метров идущий от него жар опалял кожу. Мощные волны гуляли по этой серо-стальной поверхности, на мгновения открывая нам жидкое золото скрытого под нею костра. Собственно говоря, это были не волны, хотя от них и расходилась мелкая зыбь. Они скорее походили на пузыри диаметром в 5, 10, 15 метров, пробивавшие поверхность и приоткрывавшие ослепительную внутренность озера.