Гарун Тазиев - Запах серы

Кое-что у нас, конечно, было, но эти деньги не покрывали даже строгого минимума. Хочу подчеркнуть, что в тот момент я распоряжался самым значительным бюджетом, когда-либо выделенным в мое распоряжение. Благодаря Маринелли не только наступил конец моей затянувшейся научной изоляции — работе был придан международный масштаб. Жоржу Жоберу, заведовавшему тогда отделом наук о Земле во Французском Национальном центре научных исследований (НЦНИ), удалось вырвать на проект по изучению Афара сотню тысяч франков. Как изменились времена! Я не отношу это на собственный счет. Просто произошла эволюция в геологических и геофизических изысканиях в свете новых теорий — тектоники плит и расширения океанического дна, выявивших главенствующую роль вулканизма; по сути, эти идеи революционизировали микромир людей, занимающихся вопросами жизни нашей планеты…

Предложение, которое я робко сделал Жоберу, — патронировать исследования вулканов и структуры Афара — несколько лет назад вполне могли бы отвергнуть. Могло это случиться и сейчас, будь на его месте другой заведующий. Но компетентная комиссия НЦНИ выделила нам упомянутую сумму. Со своей стороны итальянский Совет по научным исследованиям выдал примерно столько же Маринелли для покрытия расходов итальянских участников экспедиции. Не обладая талантом счетовода, я посчитал, что мы сделались богатыми… До того дня, когда стало понятным, что без вертолета не удастся сделать ничего стоящего.

Поскольку я органически не умею выдавать черное за белое (способ, широко распространенный ныне в университетской среде), — сомневающихся отсылаю к язвительному юмору «Литератрона» Робера Эскарпи), оставалось примириться со следующей альтернативой: либо достать средства на вертолет, либо вовсе отказаться от экспедиции. Двадцать лет одиночества приучили меня, к счастью, не падать духом и пытаться искать выход из самой безнадежной ситуации. Реклама, дающая жизнь печати, телевидению и зимним видам спорта, призвана была на сей раз восполнить недостаток средств, отпускаемых государством на производство научных изысканий. Мы обратились к ряду фирм с предложением рекламировать их продукцию прямым или косвенным образом. Гарантией служили реноме нашей группы, трудности экспедиции и надежды на некие сенсационные происшествия.

Вы даже не можете представить себе, сколько времени способно поглотить выколачивание подобных субсидий, и это при том, что я пользуюсь довольно широким кругом знакомств. Кстати, я искал не столько прямой денежной помощи, сколько способов сэкономить имеющиеся у нас финансы… Фирма «Рено» одолжила нам два легковых автомобиля высокой проходимости, «Савием» — два грузовика, «Шелл» согласилась поставить горюче-смазочные материалы. Все это представляло солидную экономию, но не покрывало расходов на несколько десятков вертолето-часов, так необходимых нам. Кое-что удалось еще наскрести благодаря пожертвованиям бисквитно-шоколадно-консервных фирм. В конце концов я «свел концы с концами», наложив эмбарго на «экспедиционные расходы» — статью, позволяющую командированным ученым жить в приличном отеле.

Довольно часто люди, получившие деньги на подобные расходы, пользуются на месте гостеприимством соотечественников или хозяев, а неизрасходованные таким образом суммы рассматривают как свой дополнительный заработок. Я не приемлю подобного образа действий. Абсолютная необходимость иметь деньги на вертолет послужила мне предлогом для того, чтобы избавить от искушения молодых членов нашей с Джорджо группы. Было решено, что в городах — Аддис-Абебе, Асмэре и Мэкэле — мы будем жить по низшему разряду, а в пустыне по этой статье вообще не понадобится никаких расходов. «Жан-Луи, — сказал я, — вы будете нашим казначеем. Прошу вас перед отлетом собрать все экспедиционные деньги и тратить из них лишь строгий минимум. Все остальное пойдет на вертолет». Система прекрасно срабатывала во время всех шести последующих экспедиций, хотя я сомневаюсь в эффективности морального урока, преподанного таким способом…

В Афар — едва ли не самую горячую точку планеты — можно было, естественно, отправляться только зимой. В декабре я прилетел в Аддис-Абебу чуть раньше остальных, чтобы решить все организационные вопросы. Группа должна была высадиться в Асмэре, а оттуда двигаться к административному центру провинции Тигре — Мэкэле, которому предстояло стать нашей базой перед походом в пустыню.

Как бы тщательно ни готовили вы экспедицию, всегда остается непредвиденный случай, который рискует задержать, помешать или вообще провалить ее. Подобными факторами могут быть природные катаклизмы — ураганы, землетрясения и наводнения, равно как и людские дела, которые не уложить ни в какие расчеты и выкладки. Так, наша экспедиция едва не закончилась, еще не начавшись, из-за закрытия Суэцкого канала в результате войны 1967 года между Израилем и Египтом. Двум нашим грузовикам, легковым вездеходам, всему снаряжению и запасу провизии, погруженным в Марселе, понадобилось вместо одного месяца три для того, чтобы обогнуть Африку. А мы-то надеялись, что груз поджидает нас в порту Массауа! Пришлось нам его ждать, перемежая надежду с отчаянием…

Нас спас эфиопский друг и покровитель Менгеша. Даже если бы «летучий голландец» так и не появился, нам все равно удалось бы привезти какой-то минимум научной информации, ибо Менгеша выделил в наше распоряжение два «лендровера», два грузовика, рацию, постельные и кухонные принадлежности, припасы для охоты на газелей… И даже на 3 дня — вертолет! Все это с доброй улыбкой на круглом бронзовом лице.

На протяжении шести афарских экспедиций, во время которых мы налетали в общей сложности около 300 часов, я сталкивался с одной и той же моральной проблемой. Кому из нас — а в группе было в разные годы по 10–15 ученых — возноситься на «ковре-самолете»? Сразу же возникал вопрос о выборе цели. В самый первый раз согласие было общим: лететь из Мэкэле к вулканическому массиву, чьи аэроснимки вызывали у нас не меньше слюны, чем обеденный звонок у павловских собачек. Но в дальнейшем, учитывая разнообразие научных интересов членов группы, все пошло иначе. Даже специалисты в одной и той же области не всегда соглашались в выборе цели. А противоречие между безбрежностью исследуемого «участка» и ограниченностью часов полета ставило поистине неразрешимые дилеммы.

Затем надо было решать, кому возноситься в облака, а кому ползти посуху. В роли арбитра приходилось выступать мне, и уже одно это было вечным источником угрызений совести или сожалений. Я обожаю смотреть на мир с вертолета и мечтал искать в Афаре ответы на вопросы скорее общего, чем частного, порядка. Будучи ответственным за проект в целом, я должен был ориентировать его, и это обстоятельство давало мне повод летать чаще других. Но всякий раз в ущерб кому-то из товарищей, а отсюда — угрызения… В следующий раз я уступал место кому-то другому, летевшему в самоеинтересное место, а отсюда — сожаления… Подобные проблемы неразрешимы. В «летчики» чаще попадали представители фундаментальных специальностей — петрографы и тектонисты, расшифровывающие структуру земной коры. Это не могло не вызвать в скором времени раскола в группе.