Вячеслав Алексеев - Из записок геолога

— Да я знаю, что далеко. Жалко его — с пулей в спине он может и не выжить, а вот намается перед смертью… — сказала Марина.

— Выживет, медведи — они живучие.

Медведь плыл на запах. Дым костра и забивающая нос бензиновая вонь пробуждали страх, и зверь неоднократно подумывал — не повернуть ли обратно? Но едва лапы касались прибрежной земли, как просыпалась жгучая боль в загривке, убаюканная ледяной водой. И вновь ярость заставляла выгребать на глубину — плыть дальше по течению.

Пятна оранжевых палаток на фоне сумеречного черно-зеленого леса медведь заметил издалека и, несмотря на боль, вылез на берег. Далеко лесом и кустами обошел лагерь геологов, зашел с наветренной стороны и тихонько начал подкрадываться к чужакам. За деревьями их не было видно, однако нос и уши прекрасно информировали о направлении и расстоянии: не только непривычные звуки, но даже едва заметный шорох отлично был слышен в утихшем ночном лесу. Сам же медведь пробирался совершенно бесшумно — ни одна ветка не треснула, ни один листок не шелохнулся.

На привале нервное напряжение за день дало о себе знать необычайной сухостью во рту и Дмитрий выдул три пол-литровых кружки чая, а сейчас, лежа в палатке он проклинал этот чай — вылезать из теплого спального мешка, одеваться по полной программе, а иначе ж комары сожрут, да потом при свече опять вылавливать и давить всю дрянь, что налетит внутрь, стоит лишь чуть приоткрыть молнию палатки… Вон их сколько зудит за тонкой тканью — тыщи, мильоны… Или все же потерпеть до утра? Нет, не спалось. Когда лежать стало уже невмоготу, Дмитрий на босу ногу натянул болотные сапоги, накинул телогрейку и быстро выскочил наружу, мгновенно застегнув за собой «дверь». Бросился к реке — на берегу комарья меньше, и не снижая темпа, принялся делать свое дело, приплясывая и сбивая второй рукой с голых ног уже успевший присосаться десяток-другой летающих вампиров. Облегчив душу, опрометью кинулся было назад… И замер, едва сделав пару шагов. В сумерках белой ночи отчетливо был виден медведь, стоявший между ним и палаткой.

Первым животным желанием было кинуться обратно к реке, но тут разум взял верх и пришло понимание, что это не спасет, что все равно медведь опередит. Краем глаза Дима заметил топор, брошенный у реки, где он сам этим топором совсем недавно рубил плавник для костра.

Медленно, чтоб не спровоцировать зверя, рабочий попятился к топору. Каким-то шестым чувством он ощутил сзади береговой уступ. Не споткнулся, не упал — также медленно допятился до топора.

Зверь тоже медленно надвигался, внимательно следя за каждым движением человека. Все тело было собрано, готовое на мгновенный прыжок в любую сторону — на врага или на побег — в кусты, даже боль в загривке отступила, отошла и более не беспокоила. Медведь ясно ощущал волны страха, идущие от человека и потому понял — этот, по крайней мере — этот и сейчас, — бить издалека, как в первый раз, не сможет, и некоторая уверенность разлилась по его телу: медведь ощутил, что роли охотника и дичи поменялись местами.

Внезапно рабочий резко нагнулся и поднял топор, этого движения оказалось достаточным, чтобы нарушить стоявшее до сих пор молчаливое и неподвижное противостояние. Медведь одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и поднялся на задние лапы, пытаясь обхватить человека, но тот успел увернуться, лишь клок ваты из распоротой одним движением телогрейки остался на когтях зверя.

Дмитрий, сбитый мощным ударом с ног, вскочил сразу же и, громко крича, отскочил по берегу к кустам.

— Медве-е-едь! Медве-е-е-еедь! Петрович! Вставай, давай ружье! Медве-е-еедь! А-аааа!

Медведь опять одним махом перепрыгнул к кустам и на сей раз не стал полностью вставать на задние лапы, а лишь слегка приподнявшись на трех, махнул свободной передней по голове оравшего. Волосы, вместе с кожей сползли на лицо. Крик захлебнулся и человек завалился в кусты, по прежнему сжимая в руке бесполезный уже топор. Почуяв свежую кровь, медведь перекусил горло у еще живого тела, хлебнул наскоро из хлынувшего горячего соленого фонтана и полез наверх, к палаткам. Оттуда раздавалась подозрительная возня и медведь своим звериным чутье почуял новую опасность.

Второго человека, выскочившего из палатки, с какой-то длинной палкой в руках он заметил раньше и среагировал быстрее, тут же отпрыгнув в кусты. А человек, это был Евгений Петрович, выскочив с ружьем заметался на свободном пятачке. Сумерки северной ночи: реку, и все что на ней — видно прекрасно, но что творится в кустах или за густыми деревьями — и ясным днем-то не очень разглядишь. К тому же после сна, он еще не совсем поверил, что у лагеря, пусть с почти прогоревшим, но все же огнем — мог появиться зверь. И если б не Марина, да еще этот крик Дмитрия…

Ну и где этот зверь? Шутки что ль шутить вздумали? Да комары с гнусом тут же налетели по полной программе…

Евгений Петрович решил заглянуть в палатку рабочего.

«Если он сидит на месте и зубы скалит, как я тут с комарами… Убью подлеца», — подумал он.

— Эй, недоумок, — Евгений Петрович нагнулся ко входу в палатку рабочего, — ты понимаешь, что так шутить нельзя? Перепугал до смерти бедную женщину. Эй, отзовись, не притворяйся, что спишь… Слышь?..

Внезапно сзади его обхватили две лапы и страшная сила сдавила поясницу, а зубы зверя принялись терзать телогрейку на спине, пытаясь добраться до шеи. Евгений Петрович, не разгибаясь, закинул ствол ружья через плечо назад и тут же наугад выстрелил. Хватка ослабла и острейшие черные когти разрезали телогрейку на части, захватив местами живую плоть. Начальник выскочил из объятий, оставив зверю лишь куски ваты из подкладки и не целясь выстрелил из второго ствола. Видимо, первый выстрел лишь напугал медведя, а второй попал — зверь отшатнулся и впервые зарычал.

Евгений Петрович, скорее по привычке, чем осмысленно, переломил ружье, инжектор выбросил стреляные гильзы… А другие патроны остались в лохмотьях телогрейки, на которой сейчас топтался зверь. Едва он успел посожалеть о недоступных патронах, как упал от удара лапой по голове.

Медведь сломал ему шейные позвонки, как ломал их лосям и оленям, и даже не подошел к поверженному врагу. Он почуял новую опасность — это еще кто-то шебуршился в странном разноцветном укрытии — то ли пытаясь вылезти, то ли наоборот — спрятаться… Не раздумывая, матерый зверь прыгнул на эту конструкцию. Укрытие оказалось очень хлипким — треск рвущейся ткани, скрип ломающихся алюминиевых трубок и вскрик живого существа, принявшего на себя чуть менее полутонны живого мохнатого веса…

Все было кончено. Медведь это понял сразу. И тут же боль в загривке и новая боль в бедре дали о себе знать с новой силой.