Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

— Ну, с Африкой покончено, господа! По крайней мере для меня! — бодро звучит чей-то голос в толпе пассажиров. — Тьфу!

И под общий одобрительный смех в сторону сиреневой земли за корму летит плевок.

Гай, пристально глядевший в свое недавнее прошлое, не расслышал оглушительных гудков парохода, но слова пассажира вдруг дошли до его сознания.

«Покончено? С Африкой? Нет! Не для меня. Прощай, Африка, моя великая воспитательница!»

Гай спустился в каюту и направился было к письменному столу, где его ждала уже стопка чистой бумаги. Потом повернулся, распаковал чемодан и вынул из него колониальный шлем и шорты защитного цвета. Ожесточенно смял их и протолкнул в иллюминатор. Потом облегченно вздохнул, присел к столу и долго думал, положив голову на обе руки.

В Катанге он уже начал писать книгу об Африке, правдивое повествование обо всем виденном. Книга должна стать его вкладом в борьбу с колонизаторами. Но теперь он понял, что наиболее важные материалы он вовремя не собрал из-за неподготовленности. В Африке он внутренне рос, и его сознание изменялось так быстро, что все непонятное и отвергнутое вчера на следующий день уже казалось крайне важным, но утраченным навсегда. Сердиться или сожалеть было бесполезно. Особенно его тревожил Морис Лулеле. В Леопольдвиле, перед выходом в Итурийский лес, он показался ему нелепым фантазером, больше чудаком, чем политическим деятелем. Но много позднее Гай вернулся в Леопольдвиль из Верхней Катанги и сразу же бросился разыскивать Лулеле, который теперь казался ключевой фигурой будущей книги, настоящим Новым Человеком Африки.

Нужно было во что бы то ни стало разыскать его и собрать как можно больше новых сведений о нем самом и его деле. Но фельдшер исчез, доктор де Гаас уехал в отпуск, и Гай теперь сидел в каюте за столиком и мучился мыслью, что упустил материал, который мог бы составить в его книге самое главное. Писать было нечего: он встретил желанного человека и не узнал его…

— Почему исчез Морис Лулеле? И, главное, куда он придет? — спрашивал себя Гай. — В чем заключается будущее Африки?

И память напомнила ему подробности одного удивительного разговора.

В свободные часы Гай всегда нет-нет да и заходил к Морису Лулеле, фельдшеру эпидемиологической станции. По-французски Лулеле говорил хорошо и сразу воспылал к проезжему репортеру восторженной симпатией — сначала из-за манеры Гая говорить с ним как с равным, а потом за резкие отзывы о колонизаторах. Лулеле задавал множество вопросов о политической борьбе в Европе, и слова Гая, видимо, были для него откровением: он их ловил, глядя говорившему прямо в рот. Словом, они быстро сошлись. С каждым разговором у обоих росло доверие друг к другу, чувство, основанное на общих убеждениях и вкусах.

Однажды Гай сидел на веранде перед столом с коллекцией ритуальных масок и перерисовывал их в красках. Потом закончил это и принялся выписывать нужные сведения из книги о сонной болезни, которую Лулеле принес из больничной библиотеки с разрешения доктора де Гааса. Лулеле входил и выходил, занятый подбором каких-то справок.

Вдруг он встревоженно прошептал Гаю, делая вид, что убирает книгу.

— Кто-то подглядывает за нами, смотрите! Гай недовольно поднял голову.

— Это мсье Мутото, ужасный человек, — отчаянно зашептал Лулеле. — Не оглядывайтесь на него, ради бога! Он был капралом в армии, теперь служит в полиции сыщиком. Его для вида сделали корреспондентом местной газеты, знаете, такой маленькой пешкой, но корреспондентский пропуск дает возможность рыскать повсюду. Он должен собирать новости и просто шпионит за нами. О, какой ужасный человек этот мсье Мутото!

— Так чего он трется здесь? Я его сейчас выпровожу! — И Гай свирепо повернулся к двери.

— Ради бога, мсье! Посидите здесь, посмотрите мои книги и коллекции! Пусть он уйдет сам, убедившись, что я ни в чем не виноват!

— Раз вы меня пригласили к себе, то не беспокойтесь: я с ним справлюсь. Идите и занимайтесь своим делом, а я хорошенько ознакомлюсь с этими материалами! Не бойтесь, идите! Покажите, где глава о мухе цеце. Это? Ладно! Идите!

«Цеце живет в сырых местах близ рек и болот, — писал он. — Вылетает на поиски пищи с восходом солнца. Садится на черное, поэтому из европейцев кусает преимущественно монахов (ага, она не такая уж дура!). С лета прокалывает кожу и начинает сосать кровь, причем от голода быстро и шумно трепещет крыльями. По мере насыщения успокаивается, потом отваливается и падает в траву».

— Очень дорогой мсье, — неожиданно услышал Гай позади себя сладкий голос. Корреспондент уже крался по веранде.

— Я хотел…

Он был великолепен: клетчатый костюм, красный галстук, зеленый платок, желтая рубашка, большие роговые очки. Две самопишущие ручки. Перстни.

— Я хотел получить у вас интервью, Скажите…

— Я занят.

— Да, но…

— Вон!

«Сонная болезнь впервые проявляется припухлостью лимфатических узлов на шее: они прощупываются под кожей как монашеские четки. Болезнь начинается…» Гай прилежно писал, изредка рыча в пространство: «Вон!», когда сзади начинали шелестеть мягкие шаги или же из кустов раздавалось приторное: «Мсье, разрешите». Затем он отобрал редкие фотографии и точные описания ритуальных плясок.

Наконец вернулся хозяин, прошел в садик и осмотрел все закоулки. Корреспондент исчез.

— Ну, все удалось как нельзя лучше! — Лулеле протянул Гаю руку и с чувством произнес: — От имени моей многострадальной и любимой родины благодарю за великую помощь!

Гай насмешливо ответил на рукопожатие.

— Можно узнать, в каком деле? Рослый фельдшер сиял.

— Мсье ванЭгмонд, — произнес он торжественно, — вы своим присутствием обеспечили бесперебойное течение исторической церемонии. Ис-то-ри-че-ской!!

Гай вопросительно поднял брови, изо всех сил стараясь быть серьезным.

— Вы извините, тысячу раз прошу прощения. Но я думаю, что вы тоже получили некоторую пользу или удовольствие от моих фотографий и не будете на меня в претензии за использование вашей личности.

Гай нахмурился. Лулеле вытер с лица капли пота.

— Так в чем же состояло сие историческое торжество, если не секрет?

— Я вас оскорбил, извините, мсье, но выхода не было. Прятаться за городом — бесполезно: там нас сразу выследили бы и арестовали. К тому же я чувствую, что вы — друг негров, мсье ванЭгмонд.

— Я недруг колонизаторов, мсье Лулеле.

— Простите, я потом подумаю и пойму тонкую разницу, мсье! Поймите — за мною давно следят, и выхода, повторяю, не было. Мы рисковали жизнью, пока вы изволили рассматривать фотографии. Пройдите сюда, прошу вас, мсье.

Он показал пустой темный чулан.

— Ну? — строго спросил Гай.