Барбара Кингсолвер - Америка. Чудеса здоровой пищи

Было ли это правдой? Ошибкой биологов? Выдумкой журналистов? Были ли замечены только одна птица или несколько, коих, может быть, даже достаточно для сохранения вида? Этот вопрос еще оставался открытым, но вызывал оживление дискуссии и появление футболок с изображениями дятлов. Толпы туристов ринулись в болотистый Арканзас. Даже люди, которых птицы никогда не интересовали, вдруг заволновались. Такое чудо давало нам надежду. Мы так хотели поверить, что можно исправить эту печальную ошибку и получить еще один шанс.

Вообще-то человечеству уже давно менять свои привычки. Ясно, что требуются реформы глобальные и систематические, однако никто, кажется, не желает быть первым. (А США, похоже, и вовсе хотят быть последними.) Лично я не могу представить себе, как отказаться от своего компьютера, но я пытаюсь встроиться в систему, отапливаемую ветром и гидроэнергией, а не углем, добываемым в открытых штольнях. Я даже не против того, чтобы прикрепить к нашей крыше новые тонкопленочные фотоэлектрические панели, и я надеюсь, что появятся толковые конгрессмены обоего пола, которые представят нам за это налоговые льготы. В нашем сообществе и в нашем доме у нас теперь есть выбор, о котором люди и не мечтали пять лет назад: гибридные транспортные средства, геотермальный обогрев. И я отказываюсь верить, что пищевая промышленность, основанная на привозе продуктов с использованием топлива, — единственный источник питания моей семьи. И кстати, наш эксперимент подтвердил это на практике.

Знаете, чем объясняется весь этот ажиотаж вокруг белоклювого королевского дятла. Да потому что это дает нам повторный шанс. Безумную надежду, что, может, случится что-то вопреки нашей деятельности и остановит эту катастрофу и начнет отсчет времени заново. До чего же каждому живому существу на Земле хочется, чтобы впереди было побольше времени.

А природные циклы, несмотря на все человеческие капризы, неумолимы. Когда мамаша номер Один уселась высиживать яйца, я отметила этот день в своем дневнике. Затем отсчитала дни вперед, как это делают всюду беременные, обведя в кружок число, когда детям пора появиться на свет: 23 апреля.

Я просто вся извелась, ожидая приближения этой даты. Мне самой дважды пришлось рожать, однако теперь я оказалась скорее в роли ожидающего первенца отца: страшно переживаешь, а помочь ничем не в состоянии.

В воскресенье, 23 апреля, я, наверное, раз пятнадцать наведывалась в птичник, чтобы проверить, как обстоят дела. Индейка нервно шипела, отгоняя меня от гнезда. Ее поведение настолько отличалось от обычно спокойного сидения на яйцах с остекленевшими глазами, что я сочла это хорошим знаком.

Однако воскресенье закончилось, наступил понедельник, но так ничего и не произошло. Я проверяла гнездо днем и ночью и в конце концов начала думать: а вдруг индюшата не вылупятся вообще?

Во вторник я еще раз проверила свои расчеты — вдруг ошиблась на день-два. Нет, все правильно. В ту ночь я перелопатила все свои справочники, авторы которых в один голос утверждали, что инкубационный период для яиц домашних индюшек составляет «приблизительно 29 дней». Но что значит « приблизительно » двадцать девять? Сорок? Всю среду я проверяла состояние бедной матери и наверняка страшно ей надоела. Я даже засунула руку под нее, пощупала яйца. Индейка плотно сидела на гнезде. Постепенно она перестала обращать на меня внимание, даже не шипела. Привыкла, а возможно, просто впала в отчаяние, что птенцы до сих пор так и не вылупились.

Как ни тяжело это признать, но, похоже, зародыши в этих яйцах погибли. И причин тому может быть множество. Бесплодие — частое явление среди петухов и индюков первого года жизни. Бактерии в гнезде могли втихаря разрушить эмбрионы. Недостаточная инкубация также смертельна. А вдруг мать покидала гнездо в одну из морозных ночей, которые еще бывали в конце апреля? Ведь у этой индейки, несмотря на то что она произвела впечатление матери преданной, совсем не было опыта. Она могла хотя бы один раз не выдержать и слететь на насест, чтобы обогреться среди своих бездетных сверстниц. А всего лишь одного часа пребывания на холоде достаточно, чтобы погубить эмбрионы.

Я почти уверилась в этом утром в четверг, когда вновь — тщетно — проверила с утра пораньше гнездо.

А после завтрака нам пришлось уехать. Я в тот вечер должна была присутствовать в Северной Каролине на мероприятии, запланированном еще год назад. Стивен и Лили тоже ехали со мной, потому что мы хотели ненадолго заскочить в колледж к Камилле. Однако в полдень, уже в серьгах и модельных туфлях, я все еще возбужденно торчала в птичнике, откладывая отъезд до последней минуты. До чего же мне не хотелось оставлять бедную индейку, хотя она наверняка была не прочь немного отдохнуть от меня и побыть в одиночестве. Стивен уверял, что в случае чего птица прекрасно справится и без меня. Я вздохнула, села в автомобиль, и мы отбыли.

Мероприятие прошло безупречно. Я сделала доклад, который от меня ожидали, упорно стараясь не думать о птицах. Раздача автографов читателям затянулась за полночь, но все же на следующий день я вскочила ни свет ни заря и стала нервно мерить шагами наш номер в отеле. Затем, не выдержав, я разбудила Стивена и заявила, что надо пораньше вернуться на ферму.

Обратный путь казался бесконечным. Я отгоняла от себя страшное видение: мрачная, совершенно упавшая духом индюшка, восседающая на горе мертвых яиц. И когда Стивен предложил по пути заехать в город утрясти там кое-какие дела, я в панике рявкнула:

— Нет! — Затем спохватилась, взяла себя в руки и попросила: — Милый, пожалуйста, давай поедем прямо на ферму!

Едва оказавшись дома, я выскочила из автомобиля и понеслась прямиком в птичник. Как только я вошла внутрь, мне показалось, что я слышу новый звук — писк . Вероятно, воробьи, они всегда ошиваются возле амбара в поисках просыпанного зерна. «Не стоит обнадеживать себя, дабы не было разочарований», — мысленно твердила я себе, а потом повторила это предупреждение вслух, потому что Лили бежала вслед за мной. Я открыла дверь в индюшатник, и мы проскользнули внутрь, медленно приблизились к углу с гнездом, привыкая к полумраку. Мамаша номер Один все еще сидела на своем гнезде. Но у нее был совершенно другой вид, и крылья она держала странно — оттопырив от туловища. Замерев, мы наблюдали.

— Мама, а вон там, у нее под крылом, что это там такое? — Лили сжала мою руку и испустила пронзительный писк, как мышонок.

А ведь и правда: там было что-то . Крошечный темный глазик, маленький, с булавочную головку, с интересом пялился на нас оттуда. Вот высунулась пушистая головка. Целых две головки!