Жюль Верн - Жангада

Рассмотрев все варианты, Бенито и Маноэль сочли их невыполнимыми. Только один план сулил надежду на спасение. Он заключался в следующем: выбравшись из тюрьмы, сесть в пирогу, дойти по каналу до Риу-Негру, спуститься по течению до ее впадения в Амазонку, а потом вдоль правого берега Амазонки пройти вниз еще миль шестьдесят; плыть по ночам, прятаться днем и таким образом добраться до устья Мадейры.

Этот приток, берущий начало в отрогах Кордильер [60] [60] Кордильеры ( исп. Cordilleras) — величайшая по протяжению горная система земного шара, простирающаяся вдоль западных окраин Северной и Южной Америки. и принимающий в себя еще сотню притоков, представляет собой широкий водный путь, который ведет в самое сердце Боливии. Пирога может пройти по нему, не оставив никаких следов, и скрыться в укромном месте — в поселке или деревушке по ту сторону бразильской границы.

Там Жоам Дакоста будет в относительной безопасности; если понадобится, он может переждать даже несколько месяцев, пока подвернется случай на судне добраться до побережья Тихого океана, в один из приморских портов. Если Дакоста попадет в один из Северо-Американских штатов, он спасен. Тогда он может думать, стоит ли искать последнее прибежище в Старом Свете, чтобы закончить там жестоко и несправедливо исковерканную жизнь.

Куда бы он ни отправился, семья последует за ним без колебаний, без сожалений.

— Идем,— сказал Бенито,— к вечеру все должно быть готово. Нам нельзя терять ни минуты.

Молодые люди направились к Риу-Негру по берегу канала, чтобы убедиться, что путь свободен и никакие препятствия — ни шлюз, ни судно — не помешают пироге пройти. Избегая людных улиц, они вернулись на жангаду.

Прежде всего Бенито зашел к матери. Теперь он достаточно хорошо владел собой, чтобы скрыть от нее терзавшую его тревогу.

— Поверьте, матушка, завтра нам уже наверняка не придется бояться за отца! — сказал юноша.

— Да услышит тебя Бог, сын мой! — ответила Якита, глядя прямо в лицо сына, который едва выдержал ее испытующий взгляд.

В то самое время Маноэль убеждал невесту, что судья Жаррикес уверен в невиновности Жоама Дакосты и приложит все силы, чтобы его спасти.

— Я так хочу вам верить, Маноэль! — отвечала девушка, не в силах сдержать слезы.

Маноэль поспешно отошел от нее. Он чувствовал, что и его глаза предательски влажнеют в противоречии с обнадеживающими словами.

Между тем подошел час ежедневного свидания с заключенным, и Якита с дочерью поспешили в Манаус.

Оставшись одни, Бенито и Маноэль изложили лоцману свой план во всех подробностях.

Лоцман Араужо все одобрил. Когда наступит ночь, он, не вызывая подозрений, проведет пирогу по каналу, который ему хорошо знаком,— до того места, где надо будет ждать Жоама Дакосту. Потом ему не составит труда вернуться к устью Риу-Негру, и пирога спустится по течению, незаметная среди разных обломков, всегда плывущих по реке. Не возражал Араужо и против того, чтобы доплыть по Амазонке до Мадейры. Он тоже считал, что лучшего пути не придумать. Русло Мадейры он знал на протяжении более ста миль. Если, паче чаяния, погоня пойдет в этом направлении, то в здешних пустынных краях ее будет легко обмануть, забравшись в самую глубину Боливии; а если Жоам Дакоста захочет покинуть континент, для него будет менее опасно сесть на судно в порту Тихоокеанского побережья, чем Атлантического.

Согласие Араужо ободрило друзей. Они верили в практическую сметку лоцмана и имели на то основания. А уж в преданности этого доброго человека сомневаться не приходилось.

Соблюдая строжайшую тайну, Араужо тотчас приступил к подготовке побега. Бенито дал ему крупную сумму золотом на непредвиденные расходы в пути.

Лоцман велел приготовить пирогу — будто бы затем, чтобы отправиться на поиски Фрагозо, отсутствие которого не могло не тревожить его спутников. Араужо сам уложил в пирогу запас провизии на несколько дней, а также веревки и прочую снасть, за которой молодые люди должны были прийти в условленное место в назначенный час.

Команда жангады не обратила особого внимания на эти приготовления. Даже двух гребцов-негров не посвятил в свои планы. Впрочем, на них можно было вполне положиться. Араужо не сомневался: когда Жоам Дакоста будет освобожден и отдан на их попечение, они сделают все для спасения беглеца, даже рискуя собственной жизнью.

После обеда все было готово к отплытию. Оставалось только дождаться темноты. Но до того как приступить к исполнению задуманного, Маноэль хотел в последний раз увидеть Жаррикеса. Быть может, судья скажет ему что-нибудь новое. Бенито предпочел дождаться возвращения матери и сестры на жангаде.

Итак, Маноэль отправился к судье Жаррикесу и был немедленно принят. Судья по-прежнему неотлучно сидел у себя в кабинете, все в том же состоянии крайнего возбуждения. Документ, измятый его нетерпеливой рукой, лежал перед ним на столе.

— Сударь,— проговорил Маноэль, и голос его дрогнул,— вы получили из Рио-де-Жанейро?…

— Нет,— ответил судья,— приказ еще не получен… Но его можно ждать с минуты на минуту!…

— А что документ?

— Ни черта не получается! — взорвался судья.— Я перепробовал все, что только подсказывало воображение! И все без толку! Впрочем, нет! Одно слово я все же прочитал в документе…

— Какое же? Скажите, ради всего святого!

— «Побег»!

Маноэль молча пожал судье руку и вернулся на жангаду дожидаться той минуты, когда можно будет начать действовать.

Посещение Якиты, пришедшей на этот раз с дочерью, было для заключенного тем же, чем оно было всегда. При виде двух нежно любимых созданий сердце несчастного, казалось, не выдержит переполнявших его чувств. Но муж и отец держал себя в руках. Не они, а он ободрял убитых горем женщин, стараясь внушить им надежду, которой у него самого почти не оставалось. Жена и дочь шли к нему, желая поддержать его дух, но сами — увы! — нуждались в поддержке больше, чем он. При виде дорогого человека, несущего бремя испытаний с высоко поднятой головой, Якита и Минья снова начинали надеяться.

Жоам и сегодня нашел для них слова утешения. Он черпал несокрушимую силу не только в сознании своей невиновности, но и в твердой вере, что Бог вложил в сердца людей частицу своей справедливости. Нет, Жоам Дакоста не может быть казнен за не совершенное им преступление! Он почти никогда не говорил о документе. Поддельный ли он или подлинный, написан ли Торресом или самим преступником, содержится ли в нем желанное оправдание или нет — Жоам Дакоста не думал опираться на это сомнительное доказательство. Нет! Наилучшим аргументом в свою защиту он считал себя самого, свою честную трудовую жизнь.