Жюль Верн - Плавающий город

В полдень капитан Андерсон распорядился поставить паруса на фок- и бизань-мачтах. Правильный выбор парусов уменьшил качку. Матросы развернули также смотанную на гике [99] [99] Гик — горизонтальное рангоутное бревно, предназначенное для растягивания и фиксации в нужном направлении нижней кромки (шкаторины) косых парусов, в данном случае бизани. бизань — по новой системе. Однако система оказалась, без сомнения, «чересчур новой», поскольку успешно завершить операцию не удалось, и эта бизань так и не пригодилась во время рейса.

Несмотря на кажущуюся хаотичность движения судна, жизнь на его борту приобретала организованный характер. С англосаксами это довольно просто. Корабль стал кварталом, улицей, домом, куда они в очередной раз переехали, а это для них дело привычное. Французы, наоборот, в таких случаях проникаются духом странствий, поскольку они действительно отправляются в путешествие.

Когда позволяла погода, толпы пассажиров выходили на палубы. Гулявшие, стараясь сохранить равновесие, напоминали пьяных, которые пытаются, несмотря на свое состояние, идти правильной походкой. После променада публика отправлялась в салон. Раздавались почти гармоничные звуки фортепьяно. Следует заметить, что этот инструмент, «столь же бурный, как море», не давал возможности в чистом виде проявиться талантам, подобно Листу. Крен на левый борт искажал басы, а на правый — высокие ноты. Тем не менее нарушения гармонии и чистоты мелодии не тревожили фальшью англосаксонские уши. В числе всех этих «виртуозов» обращала на себя внимание крупная, костлявая женщина, которая мнила себя превосходной музыкантшей. Чтобы облегчить исполнение пассажей, она пронумеровала каждую ноту и перенесла соответствующие номера на клавиши фортепьяно. Если на ноте была проставлена цифра двадцать семь, то она ударяла по клавише с тем же номером. Если речь шла о ноте пятьдесят три, то она наносила удар по соответствующей клавише. Так она и играла, не обращая внимания на шум вокруг, и даже на звуки других фортепьяно, доносившиеся из ближних салонов, да и на скучающих детей, молотивших кулаками по незанятым клавиатурам.

Во время очередного «концерта» присутствующие наугад брали книги, разложенные по столам. Когда кто-либо из них находил интересное место, он зачитывал его вслух громким голосом, и благодарные слушатели откликались одобрительным шепотком.

На диванах салона лежали газеты, причем многие из этих изданий, английских или американских, были не разрезаны, в таком виде они занимали слишком обширную площадь, порой в несколько квадратных метров. Но если модно держать газеты неразрезанными, их и не разрезают. Как-то я набрался терпения прочесть от корки до корки «Нью-Йорк геральд». Судите сами, был ли я вознагражден за свои усилия сведениями, почерпнутыми из заметки, помещенной в рубрике «Личное»: «Мистер Икс познакомился с прелестной мисс Зет, которую он встретил в омнибусе на Двадцать пятой улице, и намеревается завтра нанести ей визит в номер 17 отеля «Сент-Николас». Он желает вступить с нею в брак». Как поступит прелестная мисс Зет, я и представить себе не мог.

После обеда я прошел в главный салон, в предвкушении бесед, которые обещали быть интересными. Тем более что там еще до моего прихода обосновался мой друг Дин Питфердж.

— Ну, как, кончили хандрить? — спросил я.

— Безусловно! — ответил он. — Тем не менее ничего не получится.

— У кого не получится? У вас?

— Нет, у нашего парохода. Котельные, обслуживающие машину гребного винта, работают плохо. Нам не удается получить достаточно пара.

— Стало быть, вы очень хотите поскорее добраться до Нью-Йорка?

— Ничего подобного! Я говорю на языке механиков, вот и все. А тут мне очень хорошо, и будет жалко расстаться с этим сборищем оригиналов, которых слепой случай свел на борту… для моего удовольствия.

— Оригиналы! — воскликнул я, разглядывая пассажиров, собравшихся в салоне. — Но ведь эти люди так похожи друг на друга!

— Ба! — отреагировал доктор. — Сразу видно, что вы не слишком-то их знаете. Да, тип людей один и тот же, тут я с вами согласен, зато какие у него варианты! Вот, поглядите на эту группу развязных мужчин, положивших ноги на диваны и сидящих не снявши шляп. Это янки, самые чистокровные янки из маленьких штатов Мэн, Вермонт или Коннектикут. Люди умные и деятельные, обладающие несколько большим влиянием, чем священники, но они никогда не прикроют рот рукой, когда чихают. Это, уважаемый сударь, истинные англосаксы, натуры, жадные до наживы, и мастера интриг! Поместите двух янки в одну камеру хотя бы на час — кто-нибудь из них быстро выманит у другого десять долларов.

— Не буду просить вас объяснить, каким образом он это сделает, — смеясь, ответил я доктору, — но среди этой группы людей я вижу маленького человечка, который вертит носом, как флюгером. На нем длиннополый сюртук и черные коротковатые панталоны. Кто этот господин?

— Это протестантский священник, важная птица из штата Массачусетс. Он едет к жене, бывшей учительнице, весьма серьезно скомпрометированной на недавнем шумном процессе.

— А этот, грузный и мрачный, отрешенно погрузившийся в расчеты?

— Это действительно весьма расчетливый человек, — согласился доктор. — Он все время занимается вычислениями.

— Решает задачи?

— Нет, подсчитывает свои денежки. Это тоже важная птица. Каждый час он может назвать с точностью до сантима [100] [100] Сантим — мелкая монета и счетная единица Франции, Бельгии, Люксембурга, Швейцарии, а также Гвинеи, Мали, Камеруна (бывших французских колоний) и других стран. Равна одной сотой части франка. сумму своего состояния. Он богат. Целый квартал в Нью-Йорке построен на принадлежащих ему землях. Четверть часа назад у него был один миллион шестьсот двадцать пять тысяч триста шестьдесят семь долларов пятьдесят центов. Однако в настоящий момент у него всего лишь один миллион шестьсот двадцать пять тысяч триста шестьдесят семь долларов двадцать пять центов [101] [101] Цент — разменная монета США, равная одной сотой части доллара. .

— Откуда такая разница в целых двадцать пять центов?

— Да он только что выкурил сигару за тридцать су [102] [102] Су — французская монета (сначала золотая, затем серебряная и медная), которую чеканили до 1793 года. Первоначально равнялась одной двадцатой части ливра. С переходом в 1799 году на десятичную систему заменена монетой в пять сантимов (одна двадцатая часть франка), в 1947 году изъята из обращения. .

У доктора Дина Питферджа всегда наготове реплики — столь же неожиданные, как те, что я уже слышал. Меня это забавляло. Я обратил его внимание еще на одну группу, собравшуюся в другом конце салона.