Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

В пределы Монголии экспедиция вступила на четвертом переходе от Зайсана. На всем этом пути по долине большую неприятность доставляли комары, которые плодятся в огромном количестве в зарослях тростника по Черному Иртышу и заставляют кочевников-киргизов уходить на все теплое время в горы и возвращаться в долину только на зимовку. На первом же ночлеге на путешественников вечером напали комары в таком количестве, что в воздухе от них стоял шум, напоминавший кипение самовара; на свечу они наседали так, что гасили ее, а вокруг подсвечника образовались целые валики из обожженных комаров. Люди почти всю ночь не могли заснуть.

Днем степь оживляли вспархивавшие с треском крупные черно- и краснокрылые кузнечики, шнырявшие ящерицы и жаворонки, наполнявшие ее своим пением. Потанин отменил, что птицы, ящерицы и кузнечики принимают окраску однообразного серо-желтого цвета почвы, что делает их незаметными и защищает от врагов.

Из долины экспедиция вышла 30 июля к большому озеру Улюнгур; берега его были покрыты зарослями тростника; на воде видна была масса птицы — стаи уток, куликов, бакланов, даже лебедей и пеликанов. На берегах птичий помет лежал, как в курятнике. Здесь путешественники увидали также светящихся ночью комаров, которые летали довольно высоко, мелькая в темноте, как искры; они были более эффектны, чем известный у нас иванов-червячок, который светится в кустах.

Обогнув озеро с юга, экспедиция миновала селение Булунтохой, окруженное пашнями китайцев и монголов-торгоутов. Селение было окружено глинобитной стеной и рвом, наполненным водой; улицы кривые, с ямами, из которых добывали глину для фанз; в ямы сваливали мусор и падаль. Бичом также и этой местности были комары. Охотник Коломийцев пошел пострелять птиц, но вернулся, измученный комарами.

За селением переправились на двух связанных вместе долбленых лодках через большую реку Урунгу, впадающую в озеро, а затем и через Черный Иртыш, который протекает севернее озера. У этой переправы пришлось простоять несколько дней, так как во время ночной бури убежали все верблюды, которых нашли после долгих поисков в сорока километрах ниже по реке.

За Иртышом экспедиция направилась в глубь Монгольского Алтая. Его южные предгорья безлесны и населены китайцами, снимавшими в это время жатву и собиравшими сок маковых головок для изготовления опиума. Курение опиума проникло и на эту далекую окраину Китая.

В долине реки Кран, впадающей в Иртыш, находился буддийский монастырь Шара-сумэ, в котором путешественники надеялись нанять проводника по Алтаю. Монастырь состоял из полусотни низких глинобитных фанз, в которых жили ламы — буддийские монахи; фанзы окружали с трех сторон площадь, четвертую сторону которой составляли четыре кумирни, т. е. храмы; посреди площади возвышалось большое здание, похожее на замок; нижний этаж был без окон, а окна верхнего этажа походили на бойницы.

Путешественники пошли со своей стоянки большой компанией в монастырь, но их не пустили в главное здание, а отвели им одну из фанз. Вскоре туда явились два чиновника, один с молочно-белым шариком на шляпе, другой со стеклянным. [23] В Китае чиновные лица отличались по своему рангу шариками разного цвета и качества, прикрепленными к верху шапки. Из шариков одного цвета один был прозрачным, другой — непрозрачным; белые шарики обозначали низшие ранги, синие — средние, красные — самые высокие. Они заявили, что гэгэн [24] Гэгэн — в буддийском культе воплощение Будды или других божеств; по представлению верующих, он не умирает, а перевоплощается, т. е. душа его переселяется в новорожденного младенца. Каждый большой монастырь в Монголии и Тибете старается иметь своего гэгэна для привлечения богомольцов. Гэгэн большей частью является ставленником и марионеткой в руках воспитавших его высших лам. Далай-лама, духовный правитель Тибета, — наиболее почитаемый из гэгэнов, называемых также хутухта и хубилган. (настоятель монастыря) вечером не принимает, и предложили путешественникам пока вернуться на стан и притти завтра, обещая надлежащий прием и проводника. Пришлось вернуться.

На другой день около полудня Потанин, Позднеев, Рафаилов и казак Михаленков поехали опять в монастырь и направились к китайскому амбаню (губернатору Тарбагатайской провинции). Но его не оказалось дома; он уехал на пашни; не появились и вчерашние чиновники: монастырь казался вымершим. Очевидно, все попрятались от незванных гостей. Последние подошли к главному замку, в котором жил гэгэн, но у входа их остановила толпа и отказалась пропустить внутрь и доложить гэгэну.

Ничего не добившись, путешественники сели на лошадей и поехали к кумирням, чтобы посмотреть их архитектуру; но около одной из них их окружила толпа лам и стала бросать в них комья глины и тыквы. Путешественники хотели ускакать, но Позднеева и казака толпа стащила с лошадей и избила; затем догнали Потанина и Рафаилова, обезоружили их и всех досадили под арест в фанзу, в келье одного ламы. Вечером арестованным предложили, чтобы один из них пошел в стан за паспортами, а остальные оставались заложниками. Ламе поручили кормить пленных передав ему тушу заколотого для этой цели барана.

На следующий день привезли паспорта, которые рассмотрели сначала в ямыне (китайском присутственном месте); потом пригласили туда пленных на суд. Их обвинили в том, что они заехали в мирный монастырь с оружием, подъехали к кумирне на лошадях, вопреки закону, и затеяли драку. Но, выслушав их объяснения, китайский чиновник отпустил путешественников, отказав им, однако, в проводнике, поскольку они хотели ехать в Кобдо не по пикетной дороге, т. е. не по тракту со станциями.

Потанин полагал, что недружелюбный прием в монастыре Цаган-тэгэна (белого гэгэна) был обусловлен тем, что последний одно время был главой шайки партизан, которые мстили дунганам, [25] Дунгане — китайские мусульмане, отличающиеся от китайцев не только религией, но также обликом и образом жизни, хотя язык и одежда у них китайские. В середине XIX в. они не раз поднимали восстания против китайской власти в западных провинциях Китая, Туркестана и Джунгарии. Восстания эти носили характер феодальных войн, причем длились целые годы. разорившим первый монастырь этого гэгэна во время восстания. В этих стычках сильно пострадали киргизы, кочевавшие в Тарбагатае в русских пределах, и гэгэн имел неприятности с русскими пограничными властями, а китайское правительство, после долгих опоров, вынуждено было уплатить большую сумму.

Поднимаясь по южному склону Алтая, путешественники увидели каменных баб (кошо-чило по-монгольски) и керексуры, т. е. могильные насыпи. Последние представляли холмики, окруженные камнями, расположенными по кругу, четырехугольником или радиусами, часто в вертикальном положении. Среди них стояли и бабы. На перевалах и некоторых вершинах гор заметили типичные для Монголии «обо». Они представляли кучи камней с воткнутыми в них шестами. Каждый монгол, проезжая мимо обо, считал долгом сойти с коня и увеличить кучу поднятым поблизости камнем, а на шест навязать тряпочку, оторванную от халата, или пучок волос из гривы или хвоста лошади. Это — приношение, чтобы умилостивить духов гор ради благополучного пути.