Джек Лондон - Cердца трех

— Письмо узлами, утерянная письменность майя, — тихо проговорил Генри. — Вот это уже нечто реальное, если только старик не разучился читать.

Когда клубок был передан Фрэнсису, все с любопытством принялись его рассматривать. Он был похож на грубо сделанную кисть из множества длинных тонких шнуров. Не только узлы на шнурах были разной формы и завязаны через неодинаковые промежутки, но и сами шнуры имели различную длину и толщину. Старик провел по узлам пальцами, что-то бормоча себе под нос.

— Он читает! — торжественно воскликнул пеон. — Весь наш древний язык скрыт в этих узлах, и он читает по ним, как по книге.

Фрэнсис и Леонсия подались немного вперед, чтобы лучше все видеть, и коснулись друг друга волосами. Это прикосновение, тотчас же прерванное, вызвало в них какую-то странную дрожь. Они невольно обменялись взглядами, но в тот момент, когда отдергивали головы, дрожь снова пробежала по их телам. Генри, поглощенный разглядыванием клубка, ничего не заметил. Он видел только таинственный клубок шнуров.

— Что ты скажешь, Фрэнсис, — пробормотал он. — Удивительно, просто замечательно!

— Меня начинает тянуть в Нью-Йорк, — нерешительно сказал Фрэнсис. — Ну, конечно, не общество и не развлечения, а дела, — спешно добавил он, почувствовав со стороны Леонсии невысказанный упрек и легкую обиду. — Не забудьте, что я связан с Тэмпико-Нефть и с биржей. Страшно подумать, сколько миллионов туда всажено.

— Тысяча чертей! — воскликнул Генри. — Если есть хоть десятая доля правды в том, что говорят о богатстве сокровищницы майя, то есть прямой смысл остаться. Мы разделим клад на три части — между Энрико, тобой и мной. И каждый из нас станет богаче, чем ты теперь.

Но Фрэнсис все еще не мог решиться, и пока Генри продолжал говорить о сокровищах майя, Леонсия шепнула на ухо Фрэнсису:

— Неужели вы так быстро устали от… погони за сокровищами?

Бросив острый взгляд на нее, а затем на ее обручальное кольцо, он также шепотом ответил:

— Разве я могу оставаться здесь, если люблю вас, а вы любите Генри?

Фрэнсис впервые открыто признался ей в любви. Леонсию охватила жгучая волна радости, но она тотчас сменилась такой же жгучей волной стыда. Как! Она — девушка, всегда считавшая себя добродетельной, могла одновременно любить двоих? Леонсия взглянула на Генри, чтобы проверить свое чувство, и ее сердце ответило «да». Она любила Генри так же искренне, как и Фрэнсиса, и ее чувство было похожим там, где они походили друг на друга, и неодинаковым там, где проявлялось различие между ними.

— Мне, пожалуй, придется пересесть в Бокас-дель-Торо на «Анжелику», — сказал Фрэнсис, обращаясь к Генри. — Вы с Энрико можете найти сокровища и разделить их между собой.

Но пеон, услышав эти слова, быстро заговорил о чем-то со своим отцом, а потом обратился к Генри.

— Слышишь, Фрэнсис, что он говорит? — сказал Генри, держа в руках священную кисть. — Ты должен пойти с нами. Именно к тебе старик питает особую благодарность за освобождение сына. Он отдаст сокровища не нам, а тебе. А если ты не пойдешь с нами, он не прочтет ни одного узла.

Леонсия с тихой любовью во взоре, как бы говоря: «Пожалуйста, останьтесь ради меня!» — взглянула на Фрэнсиса, и этот взгляд заставил его изменить решение.

Через неделю в один и тот же день три отдельные экспедиции отправились из Сан-Антонио в Кордильеры. Первая, верхом на мулах, состояла из Генри, Фрэнсиса, пеона, его престарелого отца и нескольких пеонов Солано, каждый из которых вел в поводу мула, нагруженного припасами и инструментами. Старый Энрико Солано в последний момент не смог присоединиться к компании: у него открылась старая рана, полученная в дни юности, во время одной из революционных схваток.

Кавалькада двигалась по главной улице Сан-Антонио, мимо тюрьмы, стены которой Фрэнсис взорвал динамитом и которую теперь начинали мало-помалу отстраивать сами узники. Торрес, проходивший по улице с последней телеграммой Ригана в кармане, удивленно вытаращил глаза на экспедицию Морганов.

— Куда это вы держите путь, сеньоры? — спросил он.

Одновременно, как будто они заранее заучили ответ, Фрэнсис ткнул пальцем в небо, Генри указал вниз, на землю, пеон показал направо, а его отец — налево. Проклятия, вырвавшиеся из уст Торреса при виде такой невежливости, вызвали взрыв смеха, к которому присоединились и пеоны, ведущие вьючных мулов.

В тот же день, в час сиесты, когда весь город спал, Торрес был удивлен вторично. Он увидел Леонсию и ее младшего брата Рикардо верхом на мулах; за ними шел в поводу третий мул, нагруженный материалами для устройства лагеря.

Третьей была экспедиция самого Торреса. Она, как и экспедиция Леонсии, состояла из двух человек — его самого и Хозе Манчено, известного в округе убийцы, которого Торрес из личных соображений спас от сарычей Сан-Хуана. Но планы Торреса, породившие эту экспедицию, были более честолюбивы и опасны, чем могло показаться на первый взгляд. Почти у самого подножия Кордильер обитало старинное племя кару. Оно вело свое начало от беглых рабов-негров из Африки и караибских рабов с Мескитового Берега. Беглецы постепенно превращались в племя, похищая женщин из долины и сходясь с беглыми рабынями. Эта своеобразная колония существовала почти независимо между майя на вершинах гор и правительством на побережье. Когда впоследствии к ней присоединились беглые испанские каторжники, племя кару образовало такую помесь наследственно порочных и преступных элементов, что не будь правительство Колумбии слишком занято собственными политическими переворотами, оно, конечно, послало бы отряд, чтобы разорить это гнездо опасной заразы. Здесь-то и родился Хозе Манчено от убийцы-отца (испанца) и убийцы-матери (метиски). Сюда повел его Торрес, чтобы с помощью этого бандита выполнить приказания Томаса Ригана с Уолл-стрит.

— Вот счастье-то, что мы его нашли, — сказал Фрэнсис Генри, указывая на ехавшего впереди них последнего главного жреца племени майя.

— А старик-то очень дряхлый, — промолвил Генри. — Посмотри-ка на него.

Отец пеона, восседая на своем муле, не переставал перебирать священную кисть и все время что-то гнусаво бормотал.

— Надеюсь, что этот старый джентльмен не перетрет шнуров, — высказал пожелание Генри. — Было бы куда лучше, если бы он хоть раз прочел и запомнил адрес, чем без конца теребить кисть.

Они выехали на просеку, имевшую такой вид, будто заросли были здесь вырублены недавно. Впереди на горизонте на фоне солнечного неба вырисовывались очертания вершины Бланко-Ровало. Старик майя задержал мула, перебрал пальцами шнуры кисти и, указывая на гору, забормотал на ломаном испанском языке: