Пол Теру - По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны. книга 1

В другом климатическом поясе этот театр, наверно, не произвел бы экстраординарного впечатления, но в сонном тропическом городке в захолустье на западе Сальвадора — месте, ничуть не интересном ни для туристов, которые любят комфорт, ни для тех, кто увлекается руинами, — он выглядел величественно и фантастично. Выстроенный в стиле «бананово-республиканского классицизма», недавно оштукатуренный, он был классичен в приятно-вульгарном смысле слова. На фасаде — и херувимы, и ангелы с трубами, и маска комедии, уравновешенная маской трагедии, и музы почти в полном составе: щекастая Мельпомена, агрессивно наскакивающая Талия, Каллиопа с лирой на коленях и мускулистая, аки учительница физкультуры, Терпсихора в тесноватой тунике. А еще — колонны, и портик в древнеримском роде, и на гербовом щите дымящийся вулкан красивой формы — ничем не хуже вулкана Исалко прямо за городской окраиной: должно быть, лепили с натуры. Словом, прекрасный театр конца XIX века. Не сказать, чтобы его совсем забросили: когда-то он радовал Санта-Ану концертами и операми, но теперь, после того как снизился культурный уровень города, вынужден опуститься до показа кинофильмов. На этой неделе здесь шел «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

Санта-Ана понравилась мне с первого взгляда: климат мягкий, люди толковые и отзывчивые, а сам город не чересчур велик; выйдя прогуляться, я вскоре оказался на окраине, среди темно-зеленых, словно бы лоснящихся (на их склонах разбиты кофейные плантации) холмов. Многострадальные гватемальцы показались мне разобщенным народом, а индейцы из глухих мест, насколько я мог судить, прозябают в каком-то тупике; но Сальвадор, если судить по городу Санта-Ана, — это страна энергичных и говорливых полукровок. Разновидность католицизма, которую они исповедуют, основана на этаком осязательном богопочитании. Я наблюдал, как в соборе набожные сальвадорцы щипали святых за ступни и терли мощевики пальцами, а женщины с младенцами на руках — никогда не забывая прежде опустить монетку в прорезь и поставить свечку — хватали свисающий шнур с кисточкой на конце, которым был подпоясан деревянный Христос, и проводили им по макушкам своих малышей.

Мне доводилось читать в книгах об особенностях латиноамериканского футбола: о хаосе и уличных беспорядках, о массовом неистовстве и междоусобной вражде болельщиков, о том, как недовольство правящим режимом находит себе выход на стадионах. Я знал наверняка: чтобы понять британцев, надо сходить на матч по английскому футболу, и тогда эта нация перестанет казаться столь чопорной и зажатой. Собственно, в Британии футбольный матч — лишь предлог для этакой войны между молодежными бандами болельщиков. Собственно, спорт вообще — это такой ритуал, в котором четко явлены самые буйные инстинкты, присущие характеру того или иного народа. Олимпиада интересна прежде всего как сублимация мировой войны в форме ярмарочного действа.

— Ничего, если я тоже схожу вместе с вами на футбол? — спросил я у коммивояжера Альфредо, с которым познакомился в поезде по дороге из Санты-Аны.

Альфредо обеспокоенно посмотрел на меня.

— Там будет большая толчея, — сказал он. — Как бы чего ни вышло. Лучше сходите завтра в бассейн — там девушки.

— Вы думаете, я приехал в Сальвадор, чтобы кадрить девушек в общественном бассейне?

— А разве вы приехали в Сальвадор, чтобы сходить на футбол?

— Да, именно так, — сказал я.

Альфредо опоздал. Сказал, что виноваты пробки.

— На стадионе будет миллион народу, — заявил он. Он привел с собой друзей, двух молодых парней.

— Они учат английский, — гордо сообщил он.

— Ну и как у вас идут дела? — спросил я их по-английски.

— Please? — переспросил один. Второй засмеялся. Первый сказал по-испански:

— У нас было всего два урока.

Из-за пробок, а также потому, что около стадиона орудовали угонщики, Альфредо припарковал автомобиль за полмили до места, перед домом своего приятеля. Эта постройка заслуживает отдельного описания: она представляла собой несколько будочек, укрепленных на стволах деревьев, так что ветки свисали прямо в комнаты. Стенами служили тряпки, натянутые на деревянный каркас. Дом был окружен солидным забором. Я спросил у друга Альфредо, давно ли он здесь живет. Он сказал, что его семья живет в этом доме уже много лет. Я не стал допытываться, что они предпринимают, когда идет дождь.

Однако в бедных странах нищета имеет тонкие градации. Спускаясь в низину к стадиону, мы оказались на мосту. Я взглянул за перила, ожидая увидеть реку, но увидел шалаши, фонарики, костры, на которых что-то варилось.

— Кто там живет? — спросил я у Альфредо.

— Бедняки, — ответил он.

Не мы одни шли к стадиону пешком. Мы влились в длинную вереницу спешащих болельщиков. Поближе к стадиону они начали нетерпеливо вопить и расталкивать друг друга. Склоны котловины были запружены народом. Огороды вытаптывались, автомобили застревали в людском море, а по их бамперам сердито колотили. Землю покрывал толстый слой пыли, которая вскоре вознеслась в воздух, взметенная ногами болельщиков, и превратилась в бурую мглу: я словно бы оказался на старой фотографии, подкрашенной сепией. Загорелись фары машин, и их свет в тумане превращался в почти осязаемые конусы. Болельщики перешли на бег, и в клубах пыли я потерял из виду Альфредо и его приятелей. То и дело мне наперерез бросались мальчишки, потрясая билетами и выкрикивая: «Солнце! Солнце!».

Это были спекулянты. Они покупали самые дешевые билеты и перепродавали с барышом людям, не имевшим ни времени, ни мужества стоять в длинной и буйной очереди в кассу. Места классифицировались совсем как на корриде: «солнечные» были самые дешевые, на верхотуре, а «теневые» — подороже, под тентом.

Я пробился через толпу спекулянтов. Альфредо куда-то канул. На стадион, напоминавший своим абрисом чайник, я пробился один, немного поднявшись в гору. Картина была фантасмагорическая: толпа людей, возникающая из тьмы и уходящая в бурый подсвеченный туман, возгласы, тучи пыли и склон, словно бы тлеющий под небом, на котором не было видно ни одной звезды — очень уж грязный стал воздух. Я решил было повернуть назад; но толпа гнала меня вперед, к стадиону, где рев зрителей напоминал вой пламени в печной трубе.

Толпа подхватила этот крик и ринулась, обтекая меня, взметая пыль. На галерее, опоясывавшей стадион, женщины жарили на кострах бананы и пироги с мясом. Валил дым, и казалось, что прожектора не светят, а горят, да еще и коптят. Спекулянты переместились к воротам стадиона. Они впали в беспокойство: матч начнется вот-вот, билеты надо сбывать немедленно. Хватали меня за руки, совали билеты под пос, орали.