Виктория Финли - Земля. Тайная история драгоценных камней

Вторая стадия — огранка. Для этого берется другое лезвие, снова в виде плоского колеса, но покрытое абразивами. Иногда огранщики используют алмазную пыль, но на Шри-Ланке, когда гранят более мягкие камни, применяют тот же материал, из которого состоят сапфиры и рубины, — оксид алюминия; кстати, здесь наждак называют корундом, как и сами камни.

Именно твердость позволила использовать сапфиры и рубины в производстве часов. Карманные часы обрели в Европе популярность в XVII веке, но они не отличались точностью из-за трения деталей механизма. В 1704 году швейцарский математик Николас Фатио де Дуилье додумался уменьшить трение, используя рубиновые камни в качестве подшипников. С тех пор в лучших часах двадцать один подшипник из драгоценных камней. Некоторые производители хвалятся, что в их часах таких подшипников целых сто, но имейте в виду: все, что свыше двадцати одного, избыточно и чистой воды понты. Спустя полвека это изобретение позволило британскому часовщику Джону Харрисону изобрести свой знаменитый хронометр, который в 1762 году получил специальную премию, учрежденную Британским парламентом, ибо теперь моряки могли определять не только широту, но и долготу.

Для разных камней подходят разные типы огранки, они отчасти определяются индексом рефракции, то есть углом, под которым свет преломляется и проходит через камень; для каждого камня этот индекс свой. Для изумруда выбирают квадратную огранку, для алмазов — классическую бриллиантовую с пятьюдесятью семью гранями, которую иногда применяют и для сапфиров, как и многие другие виды огранок. Мой сапфир, как сказал Ласанта, имеет так называемую овальную огранку с квадратной площадкой. Подобная технология была популярна в 1950-х, когда в распоряжении мастеров имелось лишь примитивное оборудование.

— Но ваш камень не преломляет свет достаточным образом, — критически заметил Ласанта. — Я бы выбрал иную огранку.

В идеале нужно создать такую форму, чтобы свет, попадая внутрь камня, сначала отражался от него, набирал мощь, а потом выходил через площадку. Способность драгоценных камней концентрировать свет используется в лазерах. Некоторые камни могут испускать настолько концентрированный пучок света, что он, говорят, доходит аж до Луны.

Ласанта поместил держатель в металлический зажим так, что он свободно крутился над лезвием. Прижимая камень к лезвию, мой наставник сделал плоскую поверхность, которую называют площадкой, затем повернул кварц и отшлифовал другой участок, а потом, повторив процедуру несколько раз, получил замкнутый поясок из граней. Таким образом формируют так называемую «корону», потом дошла очередь и до нижней части камня, «павильона». Каждый раз, перед тем как продолжить работу, приходилось оценивать размер очередной грани. В какой-то момент вошел Джаяратна, строго заметил, что звук какой-то не такой, и убрал с лезвия крошку.

— Иногда даже пылинка может исказить углы.

Под конец нам пришлось пройти весь путь от и до, но уже на полировальном станке, чтобы каждая грань засияла. Вся работа выполняется согласно специальным геометрическим таблицам, и если ошибешься хоть в одной цифре — прощай, симметрия! Забавно, что идеальные пропорции камня при бриллиантовой огранке примерно соответствуют правилу золотого сечения, которому следовали архитекторы эпохи неоклассицизма, чтобы определить идеальные пропорции здания.

В общей сложности на огранку кварца у нас ушло пять часов, хотя обычно вся процедура занимает несколько минут, причем мы так и не раскрыли рефракционный потенциал камня. Зато я поняла, как легко переусердствовать или неправильно рассчитать угол. То, что получилось, скорее всего, уже почти дотягивало по стоимости до чашки чая, но лично мне этот кварц очень дорог, ведь это мой первый опыт огранки; кроме того, я успела узнать его лучше всех камней в мире, поскольку раз пятьсот, не меньше, вглядывалась в его глубины.

А что же тот камень, который отныне занимал второе место в моем сердце? Хотя теперь я знала об огранке своего сапфира гораздо больше и представляла, где его впервые продали, но все еще понятия не имела, где же его нашли. На следующий день Джаяратна согласился отвезти меня на «другие шахты», как он их называл, сказав, что это поможет найти ответ. Ехать предстояло за десять километров от Ратнапуры.

— Заруби себе на носу, — говорил Джаяратна, пока мы шли по тропинке через джунгли. — Во-первых, сапфиры и рубины тяжелее стекла и песка, поэтому они тонут.

Хм, логично.

— И во-вторых, будь осторожна, когда идешь через мосты. Они тут очень ненадежные.

И действительно, деревянный мост за углом оказался весьма шатким, как и было обещано. Он висел высоко над рекой и страшно раскачивался из стороны в сторону, когда мы шли по нему. В сезон дождей такие мосты часто обрушиваются.

Правда, вся моя сосредоточенность на ненадежной конструкции улетучилась, уступив место удивлению, когда я посмотрела вниз. С середины моста я увидела пятерых мужчин в набедренных повязках: они стояли по колено в воде на мелководье, где две реки сливались в одну. Это тоже были старатели, хотя с первого взгляда ни за что не догадаешься, кажется, что они рыбачат. В руках мужчины держали длинные тонкие шесты с крюками на конце, которыми они тыкали в дно, словно ныряльщики, пробующие глубину, желая понять, куда прыгать. Это была Калуганга, река Синдбада, и хотя берега ее не были усеяны самоцветами, на дне действительно лежали «мириады рубинов, сапфиров и других самоцветов», которые и вылавливали старатели. Все это выглядело словно ожившая картина старинных мастеров, и если бы Марко Поло восемьсот лет назад дозволили увидеть, где нашли его камни, пожалуй, он стал бы свидетелем аналогичной сцены. Даже одеяния ловцов, скорее всего, мало изменились с древних времен.

Пока мы шли через мост к примитивному домику, стоявшему под деревьями, Джаяратна объяснил, что здешние старатели куда беднее, чем те, которых мы видели в прошлый раз. Хотя расходы в данном случае минимальные, но и находят мало, а выручку приходится делить на всех.

— В хорошие дни им хватает на хлеб на завтрак, на карри в обед да пару чашек чая в течение дня, зато в плохие приходится переходить на подножный корм, и тогда они питаются плодами хлебного дерева.

У всех ловцов были ярко-алые губы: они постоянно жуют бетель, который в изобилии растет на Шри-Ланке и содержит алкалоид, оказывающий стимулирующее действие. Но дело тут вовсе не в дурной привычке, для них это необходимость.

— Бетель согревает, а вода охлаждает, — объяснил Сунил Каджотавата, старший в группе. — Без бетеля у нас просто не получилось бы проводить в воде по восемь часов в день.