Леонид Алаев - Такой я видел Индию

Наиболее последовательно она осуществлялась в Кашмире, где у помещиков отобрали земли без компенсации и где одновременно были отменены все долги крестьян ростовщикам.

Это произошло в 1947-1949 гг., когда у власти в штате находились левые деятели, в том числе коммунисты. Дело облегчалось и тем, что местные помещики преимущественно исповедовали индуизм и принадлежали к касте так называемых кашмирских брахманов (пандитов), крестьяне же, как и большинство населения Кашмира, были мусульманами. Помещики, следовательно, не имели традиционно-кастового влияния в деревне.

В гостинице Сринагара я разговорился с представительным пожилым человеком в отличном костюме с белым платочком в кармане. Мой собеседник оказался пандитом, бывшим помещиком, а ныне бизнесменом из Дели. Настроен он был пессимистически:

— Куда идет эта страна? Никогда в ней не было особого порядка, теперь же, когда ушли англичане, а у нас отобрали землю, начался настоящий хаос. Раньше я получал с арендаторов очень приличную сумму. Мог вкладывать эти деньги в бизнес, мог поддерживать нуждающихся. А сейчас? Я совершенно обеднел, еле свожу концы с концами. Думаете, мои крестьяне стали жить лучше? Они вообще перестали работать и просто голодают.

Брюзжание старого заминдара не вызывало сочувствия. Крестьяне, конечно, не стали жить хуже. Однако, надо сказать, сама по себе отмена помещичьего землевладения, без ликвидации технической и культурной отсталости и малоземелья, недостаточна, чтобы обеспечить подъем производства. Землю получили бывшие арендаторы, которые владеют ею сейчас на разных правах — полной собственности или постоянного держания. В Индии отсутствовали «помещичьи угодья», которые можно было бы распределить среди крестьян, как в России 1917 г. В результате прежние проблемы — перенаселенность, чересполосица, неэкономичность задавленного ростовщиком мелкого хозяйства, отсутствие средств — сохраняются и сейчас.

Главное же — сохраняются эксплуатация, теперь уже не со стороны заминдаров, а со стороны новых, более мелких землевладельцев — бхумидаров и ростовщиков, полукрепостническая зависимость низших каст, издольная аренда, нищенское положение сельскохозяйственных рабочих.

Когда я говорю о «крестьянине», работающем на «своем поле» такими-то орудиями труда и таким-то образом, я отдаю дань традиции, согласно которой Индия — страна крестьян.

Кто он, этот индийский крестьянин? Самостоятельный хозяин, имеющий своих быков, нанимающий одного-двух батраков круглый год и несколько десятков представителей деревенской голытьбы в сев и уборку? Он сам и торговец — возит продукцию на своих или на наемных повозках на базар, он же часто и ростовщик — у него всегда есть немного наличных денег и он с удовольствием ссудит ими своего обедневшего соседа — без лишних формальностей, по-дружески и, конечно, за приличный процент. Он так занят, что работать на поле ему некогда: успевай следить за работой батраков и вести торговые дела.

Может быть, крестьянин — это его бедный сосед, который владеет несколькими акрами земли, плохо обработанной и плохо удобренной, который тоже нанимает время от времени в помощь себе такого же бедняка или еще более бедного члена неприкасаемой касты, с одной стороны, и просит быка, семена, ссуду у богатого односельчанина — с другой?

А может быть, крестьянин — это тот, кто весь год, хотя и с сезонными перерывами, работает на полях то своих, то чужих и не знает сегодня, как он будет кормить свою семью завтра?

Или, наконец, просто рабочий, батрак, имеющий только хижину, да и то иногда не свою, настолько задолжавший хозяину, что у него нет надежды получить свободу даже для своего сына, привязанный к одному землевладельцу, но получающий в виде милости разрешение поработать на другого, когда у хозяина нет для него работы. Он, конечно, не крестьянин, но, безусловно, земледелец.

Не нужно представлять себе индийского крестьянина как разновидность русского мужика, самостоятельного мелкого производителя, сводящего концы с концами.

В том-то и отличие крестьянской Индии, например, от России до коллективизации сельского хозяйства, что в Индии с большим трудом найдешь собственно крестьянина. Если он сводит концы с концами, если он самостоятельный хозяин, то обязательно богатей, кулак, эксплуатирующий односельчан через аренду, скупку товаров, ростовщичество. Если же он действительный труженик на своей земле, он, как правило, несамостоятелен и все время находится на грани голода.

Индийская деревня по-прежнему многоэтажна. В ней явственно различаются верхи и низы, но те и другие, в свою очередь, включают массу разнородных слоев.

Среди богачей и бывший крупный помещик, ставший теперь помещиком помельче, и ростовщик, и крупный крестьянин, что-то вроде кулака. А среди бедняков есть и мелкие собственники, и арендаторы, и свободные рабочие-батраки, и закабаленные долговые полурабы. Все это осложнено кастовым делением в деревне, хотя, в общем, деревенская «элита» принадлежит, как правило, к высшим, а трудящиеся — к низшим кастам.

В многоэтажности, мне думается, и лежит объяснение действительных трудностей, мешающих внедрению новой техники и использованию новых методов обработки земли. Земледелие, издавна считавшееся здесь занятием почетным, давно перестало быть занятием доходным. Еще в средние века государство и феодалы отбирали у крестьян все сверх самого необходимого. Устанавливались такие размеры налогов, что их можно было уплатить только в самый благоприятный год. В остальные годы накапливались недоимки, так что крестьянину никогда не удавалось выплатить все налоги и что-нибудь накопить. И тогда были грабежи и жестокое обирание земледельцев, но князья все же старались сохранить курицу, несшую золотые яйца.

Потом пришли англичане, решившие, что им должны принадлежать богатства, накопленные местными феодалами. О, они были справедливы, тщательно изучили документы, чтобы, упаси боже, не брать больше, чем их предшественники — падишахи, махараджи и навабы. Они просто немного ошиблись — посчитали, что документ в Индии то же, что документ в Европе. Они стали требовать каждый год столько, сколько раньше взималось лишь в самый урожайный. Это означало подрыв хозяйства даже самых верхних слоев деревни, которые раньше при всех своих злоключениях сохраняли известный достаток.

Результаты английского хозяйничанья не замедлили сказаться. Разразился грандиозный голод в Бенгалии в 1773 г., упало производство и в других областях после их перехода под английскую власть.

Колонизаторы были вынуждены снижать налоги. Но это мало помогло производству — налогоплательщиками стали к тому времени заминдары на Севере и более мелкие землевладельцы (райяты) на Юге, но под ними находились настоящие крестьяне, которые создавали своим трудом не только правительственный налог, но и ренту собственникам земли, вскоре превысившую налоги.