Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон

— Но какое бы ни было это животное, — сказал Фриц, — посмотри, как красива его шкура, с черными и коричневыми пятнами на золотом поле. Надеюсь, что Жак не изрежет шкуры моего маргая, как он изрезал шкуру шакала.

— Будь спокоен. Если Жака предостеречь, то он не коснется твоей собственности. Но что думаешь ты сделать из этой шкуры?

— Об этом я и хотел спросить тебя, — ответил охотник: — я последую твоему совету. Притом я не намерен употребить шкуру именно только в свою пользу.

— Хорошо сказано, сын мой. В таком случае, так как нам еще не нужны меха на одежду, то из этой шкуры ты, по моему мнению, можешь приготовить чехлы для наших столовых приборов, а из хвоста — великолепный охотничий пояс, за который станешь затыкать нож и пистолеты.

— А мне, папа, — спросил в свою очередь Жак: — что сделаешь из кожи моего дикобраза?

— Когда мы вырвем несколько игол, которые могут служить нам вместо стальных иголок и наконечниками для стрел, то из шкуры мы можем сделать род панциря для одной из ваших собак, чтобы сделать ее страшной для хищных животных.

— Чудесно, чудесно! — воскликнул Жак. — Как мне хочется поскорее одеть в такой панцирь Турку или Билля!

И маленький ветреник не дал мне покоя, пока я не согласился показать ему, как я стану снимать шкуру с дикобраза. Я повесил животное за задние лапы на сук дерева и принялся снимать шкуру, что и удалось мне исполнить весьма успешно. Фриц, внимательно следивший за моей работой, повторил ее на своем маргае. Обе шкуры были прибиты к стволу дерева, чтобы высушить их на ветру. Часть мяса дикобраза была назначена на обед, который мать принималась готовить, а остаток мы порешили посолить в запас.

Эрнест набрал больших камней и построил из них очаг. В то же время он спросил меня, не принадлежат ли деревья, под которыми мы поселились, к роду древокорников. Я сказал, что его предположение кажется мне вероятным, но что я не решаюсь утверждать об этих деревьях что-либо, не справившись в библиотеке капитана.

— Когда-то, — вздохнул Эрнест, — удастся нам на досуге читать и перечитывать эти книги!

— Потерпи, дружок, устроим сперва необходимое. Придет время, когда мы примемся и за книги.

Франсуа, которого мать послала собрать в окрестности хворосту, показался, таща за собой сухие ветви; в то же время он с жадностью жевал какие-то плоды.

— Неосторожный! — вскричала мать, бросаясь к ребенку. — Может быть, эти плоды, которые ты ешь с таким удовольствием, ядовиты… ты можешь от них умереть! Покажи мне их.

— Умереть! — испуганно повторил мальчуган, торопясь выплюнуть то, что он собирался проглотить. — Я не хочу умирать!

Он выпустил из рук ветви, которые тащил, и вынул из кармана две или три винные ягоды. Я взял у него эти ягоды, чтобы рассмотреть их, но сейчас же успокоился, потому что, сколько мне известно, ядовитых винных ягод не существует. Я спросил Франсуа, где он нашел эти ягоды.

— Очень недалеко отсюда, — ответил он, — под одним из этих деревьев, где их много, много! Я подумал, что их можно кушать, оттого что куры и свиньи жадно поедают их.

— Это еще ничего не доказывает, — заметил я, — потому что некоторые плоды съедобны для животных, а вредны для человека, и наоборот. Но вот что можно сделать. Так как, по строению своему, обезьяна очень похожа на человека и, кроме того, по инстинкту угадывает свойство пищи, то я предлагаю вам, дети, каждый раз, когда вы найдете какой-нибудь плод, которого вам захочется поесть, давать отведать его обезьяне.

Едва произнес я эти слова, как Франсуа побежал к обезьяне, которая была привязана к дереву, и предложил ей одну из винных ягод, которыми были наполнены его карманы. Маленькое животное, сидя на задних лапах, осмотрело, обнюхало плод и принялось есть его.

— Отлично, — воскликнул Франсуа, совершенно успокоенный этим опытом, и снова принялся есть винные ягоды, которые, по-видимому, нравились ему.

— Значит, — сказал Эрнест, — эти деревья смоковницы?

— Да, — ответил я, — но не малорослые, какие встречаются в южных европейских странах. Эти принадлежат, как ты думал, к роду древокорников, именно к виду древокорника желтого, который своими огромными корнями образует своды, какие мы здесь и видим.

Разговаривая таким образом, между тем как жена, при помощи Франсуа, расставляла приборы, я принялся делать иголки из игол дикобраза. Острие было изготовлено природой и оставалось только протыкать дыры на противоположном конце. Это удалось мне при помощи длинного гвоздя, который я накаливал на огне. Таким способом я в короткое время приготовил запас иголок различной величины, которые хозяйка наша приняла с большим удовольствием.

Дети, все еще изумляясь громадной высоте деревьев, на которых мы намеревались поселиться, придумывали средство взобраться на них. Сначала я, подобно им, затруднялся, но потом напал на мысль, исполнение которой, однако, на время отложил.

Жена окончила приготовление обеда, и мы расселись в кружок; мясо дикобраза и сваренный на нем бульон показались нам очень вкусными, а вместо десерта жена дала нам масла и голландского сыру.

Когда мы подкрепили свои силы, я решился воспользоваться оставшимися часами дня.

Я попросил жену осмотреть и, где нужно, скрепить ремни, которые должны были служить сбруей нашим вьючным животным при перетаскивании с берега лесного материала для нашей постройки, и жена не медля принялась за эту работу.

Сам же я стал прежде всего привешивать на ночь наши койки к выгнутым сводами корням древокорника, поверх которых мы натянули парусину. Она свешивалась с боков и должна была предохранять нас от росы и мошек. Сделав это, я, вместе с Фрицем и Эрнестом, отправился на берег, чтобы поискать крепких и прямых палок, которые могли бы послужить ступенями задуманной мной веревочной лестнице. Эрнест нашел на берегу небольшого болота несколько стволов бамбука, наполовину погруженных в ил. Мы вынули их и, разрубив топором на куски от трех до четырех футов длиной, связали в три пачки, по одной на каждого. На небольшом расстоянии от места, где мы нашли бамбук, дальше внутрь болота, я заметил густые пучки тростника, к которым и отправился, намереваясь приготовить из них стрелы. Шедший возле меня Билль вдруг кинулся вперед с лаем, и вслед за тем из тростника с чрезвычайной быстротой поднялась великолепная стая краснокрылов.

Фриц, которого подобные случайности никогда не заставали врасплох, успел прицелиться и выстрелить, прежде чем птицы улетели на далекое расстояние. Два краснокрыла упали; один мертвым, другой только раненым в крыло. Последний, вероятно, успел бы скрыться, если б его не нагнал и не схватил за другое крыло Билль. Добрая собака не выпускала птицу до тех пор, пока я не подошел и не завладел добычей.