Луи Буссенар - Приключения в стране львов

Однако повторяю: такая дорога всего лишь трудна.

Настоящие же мучения ожидают путешественника там, где джунгли пострадали от пожаров, которые часто возникают в этих местах после ужасных тропических гроз. Под действием свежего воздуха и света на старом и удивительно плодородном перегное начинает возникать новая растительность. Деревья возносят на свои вершины пучки лиан, подобные пучкам толстых волос, которые переплетаются между собой, образуя причудливые гирлянды; лианы вкось или вертикально идут к земле и врастают в почву среди гигантских трав и древовидных папоротников.

Эти вьющиеся и дающие побеги, покрытые ослепительно яркими цветами, эти благовонные заросли могли бы привести в восторг ботаника, но охотника, которому приходится пролагать путь с помощью тесака, они приводят в отчаяние. Путающийся в лианах и воздушных корнях, исцарапанный шипами, порезанный травами, ослепленный по́том, задыхающийся от влажной жары, искусанный насекомыми, самый терпеливый из людей в конце концов начинает проклинать все на свете.

Вот каково было положение трех европейцев через некоторое время после того, как они, узнав от своих перепуганных слуг о похищении белой женщины гориллой, покинули львиную поляну.

Андре и Фрике — благородные сердца, редкие натуры! — снедаемые беспокойством, молча прорубали себе дорогу мощными ударами тесаков, а старый солдат, ожесточенно борясь с зарослями, громко ругал и посылал к чертям весь слабый пол.

— Женщина в тропическом лесу! Там, где даже мы пробираемся с таким трудом! Сказать правду, месье Андре, если бы не моя привязанность к вам и к этому мальчишке Фрике, я бы предоставил этой особе самой разбираться с ее обезьяной!

— Как? Вы, Барбантон?! Старый солдат, который, как поется в песенке, служил Венере [8] Венера — в римской мифологии первоначально богиня весны и садов; впоследствии почиталась как богиня любви и красоты. и Беллоне? [9] Беллона — в римской мифологии богиня войны.

— Верой и правдой, месье Андре!

— Тем более вы не можете оставить это несчастное создание в таком ужасном положении!

— Но зачем ее понесло в этот лес?

— Сначала надо ее спасти, а разбираться будем потом.

— Месье Андре, мне не хватает энтузиазма!

— Тем лучше, Барбантон, спокойные воинские части — самые надежные!

— Я не так выразился, я только хотел сказать, что иду туда нехотя, по принуждению!

— Барбантон, у вас нет сердца!

— Его съела урожденная Элоди Лера, его супруга, — насмешливо заметил Фрике.

— Ловко сказано, Фрике, ловко сказано! Да-да, это из-за нее я сыплю проклятиями! Честное слово Барбантона! Она чуть не толкнула меня на дурной поступок! Меня, старого солдата, награжденного многими орденами!

— Но сейчас-то вы в сотнях миль от вашего домашнего тирана!

— Я никогда не буду достаточно далеко от этого черта в юбке! Она отравила мне годы с честью заслуженного отдыха! Она — гиена [10] Гиена — животное семейства млекопитающих, отряда хищных; обитает в Африке, Передней, Средней и Юго-Западной Азии. , волчица, змея, тигрица!

— Скажите просто «зверинец» и покончите с этим! — посоветовал Фрике.

— Вы же видели ее, знаете, на что она способна!

— Знаю. Вам не повезло в брачной лотерее, но это еще не причина, чтобы проклинать скопом весь слабый пол!

— Тысяча канаков! Зато я готов на все, чтобы спасти от акул, огня или расплавленного свинца любого ребенка!

— Я в этом не сомневаюсь!

— Но женщину?! Никогда!

— Вы жестокосердны!

— Я справедлив, и мне не хотелось бы причинить зло невинному существу, спасая от него неведомую особу!

— Да не изображайте вы себя этаким чертом! Я уверен, что вы вырвете ее из лап чудовища! Не говорите «нет»! Я вас знаю. Вы не могли бы не отозваться на просьбу женщины о помощи!

— Гм-гм!

— Признайтесь, что я прав, старый ворчун!

— Незнакомой женщины? Ну, может быть…

— Вы помогли бы даже вашей жене Элоди Лера!

— Замолчите, друг мой! Тысяча, миллион, миллиард раз — нет!

— Не болтайте глупостей: это принесет нам несчастье!

Я повторяю: вы будете спасать ее даже ценой собственной жизни!.. Вы очень добры, мой бедный Барбантон, хотя и стараетесь казаться злодеем!

— Пускай я по-вашему добрый, но поймите же раз и навсегда, что я не колеблясь оставлю эту… особу (он не решился сказать — «жену») в логове зверя! Ведь правду говорят, что горилла — одно из самых жестоких животных на свете?

— Факт вроде бы доказанный. Но к чему вы клоните?

— Да к тому, что она с легкостью изведет эту гориллу и через месяц сожительства с Элоди Лера зверюга помрет от бешенства. Не жену мою придется спасать, а бедную гориллу! — сказал Барбантон, азартно врубаясь в лианы и кустарник.

Фрике и Андре не могли удержаться от громкого хохота, услышав такое неожиданное заключение.

— Успокойтесь, дружище, — ласково сказал Андре, распознавший за злыми словами старого воина глубокую душевную боль. — Бедная женщина безмятежно живет в Париже и ведет дела вашей лавки, а вы тем временем опять пустились в опасные странствия…

— Иногда злоключения идут на пользу, месье Андре: ведь как раз благодаря им я познакомился с моими друзьями — с вами, с Фрике, с доктором Ламперье, да еще с матросом Пьером ле Галем!

— И мы все очень любим вас, дорогой Барбантон! — с чувством ответил Андре, крепко пожимая жандарму руку.

Вскоре охотники очутились среди огромных деревьев с прямыми гладкими стволами. Кроны этих великанов смыкались высоко над головами, образуя как бы крышу из листьев.

Лес становился все темнее, зловонные испарения гниющих растений сделали воздух тяжелым и затхлым; дышать стало трудно, казалось, все вокруг было пропитано ядом. Здесь-то и следовало искать гориллу-похитителя.

Невзирая на мхи, в которые, как в песок, проваливались ноги, наши друзья продвигались вперед довольно быстро.

…Их переход длился уже полтора часа, и смельчаки начали уставать. Негры поспевали за ними с большим трудом, а те, которые несли львиные шкуры, отстали совсем.

Наконец французы услышали звук далекого выстрела и с удвоенной энергией ринулись в лесную чащу. Они походили на атакующих солдат и даже не замечали тех многочисленных препятствий, которые наверняка остановили бы их в иной ситуации. Когда же охотники, задыхаясь, подбежали к группе насмерть перепуганных людей, их глазам представилось страшное зрелище.

Среди клочьев окровавленной одежды, смешанных с грудой внутренностей, лежал человек со вспоротым животом. Целы были только его голова и большой воротник из синего полотна.

Погибший был белым, а воротник выдавал в нем моряка.

Андре, который первым решился взглянуть на лицо, искаженное недолгой, но, несомненно, мучительной агонией, горестно и вместе с тем удивленно воскликнул: