Януш Вольневич - Чёрный архипелаг

На Новых Гебридах в зарослях рифов мне удалось увидеть нечто такое, о чем я не смел и мечтать, — удивительную особенность морских звезд, которая оправдывает их название «странствующих желудков океана». Погрузившись на дно, я наткнулся на морскую звезду. Она «стояла», выгнувшись дугой, образуя щупальцами нечто вроде миниатюрных арок. Подплыв ближе, я рассмотрел, что под этими «арками» стоит перпендикулярно двухстворчатый моллюск (Lamelibranchiata). Сначала я даже и не понял, что являюсь свидетелем напряженных драматических событий. Я долго наблюдал за схваткой не на жизнь, а на смерть между моллюском и морской звездой. Изогнувшись, звезда обхватила моллюска своими ножками-присосками так, что они были крепко прижаты к обеим половинкам раковины, и старались приоткрыть створку. Ножки-присоски делали невероятные усилия, чтобы преодолеть сопротивление мышц, смыкающих раковину, и добраться до нежного тельца моллюска. Морские звезды очень прожорливы. Полагают, что эти вечно голодные создания, имеющие весьма малый вес, способны съесть от восьми до десяти устриц в день. Отчаянная борьба продолжалась около двадцати минут, и я почувствовал, что целиком захвачен ею. Я «болел», как на лучшем футбольном матче, несмотря на то что внешне ничего не происходило. Я был так увлечен этим зрелищем, что не мог покинуть «поля боя».

Наконец раковина раскрылась! Но не так, как это бывает, когда, мерясь силой, один человек вдруг прижимает согнутую руку другого к столу. Нет. Щель не увеличивалась. Видимо, моллюск еще сопротивлялся. Но судьба его уже была предопределена. Происходило самое страшное, о чем обычно ученые пишут с восторгом и ужасом: в щель между двумя створками протискивалось нечто бесформенное, напоминающее желе. Это был желудок морской звезды. Да, желудок!

Единственное земное существо, обладающее таким «талантом», — морская звезда. Она в состоянии послать свой желудок к месту пиршества! Желудок, снабженный сильнодействующими пищеварительными соками, растворяет и усваивает ткани моллюска, живьем впитывает его естество! По нашим понятиям — это ужасающий, омерзительный вид убийства. Я где-то читал, что пир продолжается несколько часов.

Проплывавший мимо Дэвид на мгновение остановился возле меня и возбужденно замахал руками. Я двинулся вслед за ним. Впереди мчался двухметровый осьминог. Двигался он с помощью своего безукоризненного «реактивного двигателя». Видно, Дэвид собирался поохотиться за ним. К счастью, дело до этого не дошло — осьминог скрылся в коралловых зарослях. После встречи с морской змеей смелости у меня поубавилось.

Вскоре мы вернулись на «Росинант». Я думал, что своим рассказом о поведении морской звезды потрясу экипаж. Однако выяснилось, что все, включая Мацея, знали об этих созданиях куда больше меня, а Фрэнсис к тому же прочитал еще лекцию о способности морских звезд к регенерации. После этого способность ящериц восстанавливать свои хвосты показалась мне жалкой. Несмотря на сложную нервную систему, а может быть благодаря ей, морские звезды могут отбрасывать один или более своих лучей-щупалец, причем в любом месте. Если же в таком кусочке окажется хотя бы часть центрального диска животного, из этого обломка трубчатой ножки возникает новая морская звезда! Значит, если прожорливое чудовище отбросит семь отростков, из этих клочков образуется семь новых экземпляров!

— Ты говоришь, что тебя это поразило? — продолжал Фрэнсис. — Было бы куда страшнее, если бы природа одарила эти прожорливые существа еще и разумом. Вот тогда морские звезды наверняка уничтожили бы все, что существует на дне мороком. К счастью, звезда, прежде чем накинуться на устрицу или какую-нибудь другую жертву, должна буквально столкнуться с ней. Дело в том, что морская звезда ничего не видит и не осязает на расстоянии даже нескольких сантиметров от предмета. И чудесно! Ведь на этих изумительных рифах не осталось бы ничего — все было бы уничтожено, даже кораллы.

На следующий день, несмотря на усиленные поиски, мне так и не удалось вновь увидеть подобное сражение, хотя на дне океана морских звезд было очень много. Дважды погружался я с полными баллонами — и все неудачно! Может, в тот раз мне просто здорово повезло, а теперь преследуют неудачи. Я заранее смирился с судьбой, ведь человек, парящий в бездне теплого тропического моря, не может предъявлять каких-либо претензий матери-Природе. Вокруг такая красота, и есть ли морские звезды, или нет их, значения не имеет. Довольно одной рыбки, бьющейся в лепестках актинии, бликов солнца, пробивающихся с поверхности воды и складывающихся на дне в причудливый рисунок, чтобы прийти в восторг от этого таинственного мира, который человек совсем недавно стал открывать для себя…

Откуда-то сверху метнулась металлическая игла на леске, и великолепный десятикилограммовый морской окунь, лакомившийся травкой на своем подводном «пастбище», забился в конвульсиях на мелком придонном песке. Рана клубилась кровью. Никогда раньше, даже если одна рыба поедала другую, если краб нападал на червя, никогда не было под водой такого смятения. Но вот появился человек, и окунь не оказался в зубах у врага (тот без промедления скрылся бы в коралловой чаще, чтобы расправиться сдобычей), а бился раненый в предсмертных судорогах, взметая фонтаны песка, сея панику среди стаек маленьких рыбешек: стройные ряды плывущих, словно на параде, рыбок взметнулись разноцветной вьюгой. Всколыхнулись актинии. Человек бесцеремонно нарушил гармонию природы. Это был Фрэнсис. Он опустился на морское дно и, большой, неповоротливый, в своих ластах и в маске, возился со стальной стрелой, вонзившейся в несчастного окуня, и добил рыбу ножом. Мне, наблюдавшему за этой сценой со стороны, действия человека казались святотатством.

Опускаясь на дно и ныряя в изумрудную воду, я почти совсем забыл о существовании надводного мира. «Росинант» зашел на остров Томан, на котором погиб один из господ К из рассказа Гастона. Какой это был чудесный остров! Сначала, правда, меня поразили стены бамбуковых хижин, обклеенные обоями (!). Цивилизация на островах Океании проявляется в самых невероятных формах. Надо добавить, кстати, что одежда владельца этого изысканного помещения состояла лишь из бананового листа, едва прикрывавшего его мужские достоинства, голову опоясывала повязка из лыка, наверное, чтобы как-то подчеркнуть необычную форму черепа.

Мне объяснили, что в прежние времена новорожденным с Томана обвязывали еще мягкие косточки головки рыбацким шнуром, что придавало черепу удивительную форму. Он удлинялся, а лоб сплющивался.