Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека

Сказав так, Жан-Мари взял топор и отошел метров на сто. Он остановился около живописного, не очень большого дерева с тоненьким, прямым, беловатым стволом, похожим на березовый, и красивой, кудрявой, зеленой кроной. Вернее, зеленые листочки были только сверху, а нижняя часть отливала серебром.

Бретонец аккуратно подрубил дерево под корень, потом обхватил его руками и начал раскачивать что есть силы. Борьба продолжалась недолго. В конце концов дерево с треском повалилось на землю.

Матросы расхватали кто топор, кто кирку, кто лопату и бросились на помощь бывшему сержанту.

Когда Жану-Мари удалось повалить первое дерево, по лесу разнеслось зычное «ура». Матрос тем временем отпилил от целого ствола бревно длиной метров в десять.

— Прекрасно! Ну как, ребята, нравится вам моя затея? Это полое бревнышко, пожалуй, будет получше, чем сотни патронных гильз! Эй, марселец, радость моя! Разве я не прав?

— Да что уж говорить! Эта штука похожа на голенище от сапога…

— Нет, она напоминает пустой рукав…

— Или телескоп [403] Телескоп — оптический прибор для рассматривания небесных светил. …

— Стальную опору…

— Она похожа на то, что нам и нужно: полая — прячь что хочешь, к тому же водонепроницаемая.

— Так что же, херувимы [404] Херувим — в христианской религии высший ангел. мои! Обещал я вам, что будут ящики? Вот вам и тара! Сделаем хотя бы двенадцать бревен такого размера, и мы наполним их грунтом, заткнув с обеих сторон тряпками, как пушечное дуло.

— Правильно! Верно! Здорово придумано, Жан-Мари! Сразу видно, что ты настоящий матрос! Голова у тебя работает что надо!

— Однако обрати внимание, Артур: эта деревянная штуковина, наполненная золотым песком, станет очень тяжелой.

— Согласен! Чтобы ее перенести, понадобится, по крайней мере, шестеро человек.

— А куда перенести?

— До того места, где мы оставили шаланду.

— Шесть дней!

— Ничего не поделаешь, дружище! Без труда не выловить и рыбки из пруда! Если вес бревен будет триста кило…

— Столько весит миллион! Половину положим на шлак, не меньше.

— Да! Стало быть, пятьсот тысяч франков!

— Пятьсот тысяч франков, шесть дней, шестеро мужчин… Получается приблизительно четырнадцать тысяч франков в день на человека…

— Дьявол!

— Вот и я думаю: неужели среди нас найдется хоть один, кого испугает такая работенка. Неужели кто-нибудь побоится попотеть, чтобы получить неплохой куш? Мы и не такое выделывали.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что тут дела-то всего — три-четыре ходки.

— Двенадцать дней туда и обратно.

— Но ведь мы за один раз сможем перенести целых два бревна… Во всяком случае, думаю, не пожалеем времени. Не так ли, друзья?

— Вот если бы еще отыскать индейцев нам в помощь!

— Посмотрим! Может быть, и повезет. Однако пока нужно положиться лишь на самих себя. За работу!

Дерево-пушка. — Чего только из него не сделаешь. — Болезнь Синего человека. — Ожидание. — Испуг. — Генипа! — Как провел время Знаток кураре. — Курс лечения. — Талисман. — Из змеиного желудка. — Суд Генипы. — Уши управляющего. — Феликс отправляется в путь в гамаке.

— Жан-Мари, послушай-ка, это дерево для всего годится, не так ли?

— Да, рулевой! Из него можно сделать много всякой всячины, не считая того, что мы сейчас мастерим.

— А как оно называется?

— Дерево-пушка или дерево-труба. Это из-за полого ствола. А еще его называют ярума, кубеким, амбауба, уракузека…

— Мне больше по душе дерево-пушка.

— Это уж как тебе нравится, матрос. Ты спросил, для чего оно используется. В колониях из него делают водопроводные и водосточные трубы, на сахарных заводах — трубы, по которым стекает сок из тростника. Дикари, у которых нет спичек, добывают с его помощью огонь. Это обычный их способ — трением. Сок этого дерева обладает лечебными свойствами. Говорят, он излечивает дизентерию и заживляет раны. А еще считается, что он останавливает кровь.

— А что еще?

— Ей-богу, думаю, это все. Разве мало?

— Да-а! Для одного растения более чем достаточно.

— Здорово ты придумал, матрос, смастерить из него ящики… Если их можно так назвать, конечно. Однако это не имеет значения. Главное, в них удобно переносить желтую землю. Дерево-пушка… Вот уж истинно. Артиллерия по первому классу. Я бы хотел всю жизнь оставаться при нашей батарее…

— У тебя губа не дура! [405] У тебя губа не дура — т. е. ты помнишь о своей выгоде. Никто не откажется от такой пушечки, в дуле которой полно золотого песка!

— Беда в том, что каждому достанется, наверное, немного, хватит на пару безделушек…

— Ушам не верю! Артур, неужели это ты говоришь? Мы еще и не начинали работать, а ты уже сдаешься? Этого я от тебя не ждал. От кого угодно, но только не от тебя!

— Не беспокойся, матрос! Я в порядке.

— Ну так за работу!

— Мне всего лишь хотелось сказать, что нам придется здорово попотеть, пока отыщем шаланду.

— Ничего! Зато когда мы наконец покинем эту дикую страну и отправимся к цивилизованным людям, ты забудешь о том, как было тяжело, как все время хотелось пить…

— Да, хочется пить, Жан-Мари. Жажда такая, будто я нахожусь возле топки в кочегарке.

— К сожалению, здесь нет чистой воды.

— Поэтому давай поскорее убираться отсюда…

— Мне тоже не очень-то хочется задерживаться здесь. Надо сматываться, а то как бы чего не вышло.

— Ты говоришь о хозяине?

— Именно о нем. Тебе не кажется, что ему совсем худо?

— Думаешь, дело плохо?..

— А ты разве не видишь, как он страдает, хоть и старается не показать виду. Стоит пройти сто шагов, как силы оставляют беднягу, он задыхается, да так, что кажется, вот-вот Богу душу отдаст. Есть стал очень мало. Это он-то, который всегда отличался звериным аппетитом! К тому же у него лихорадка, без конца пьет и пьет… Не далее как вчера я заметил, что у него ужасно отекли ноги. Он даже не может зашнуровать ботинки.

— Да, дело дрянь! Какое несчастье! И с таким достойным человеком!..

— Феликс наш друг, мой, Беника и Ивона. Понимаешь, Артур? Для сухопутного у него необыкновенно доброе и открытое сердце, он смел и вынослив, как настоящий матрос. Видишь, Беник становится все грустнее и грустнее. Ходит темнее тучи. А вчера ночью Ивон плакал. Бедный малыш. Как только он заметил, что я не сплю, разрыдался в голос и закричал: «Жан-Мари!.. Жан-Мари!.. Я боюсь, что он умрет».

— Он не сможет идти с нами дальше.

— Тогда мы его понесем.

— Согласен.

— Хорошо бы уговорить его побыстрее отчалить отсюда. Но это невозможно. Он хочет, чтобы мы во что бы то ни стало добыли себе вдоволь золота. Не надо быть врачом, чтобы увидеть, как губителен для него здешний климат. Он угасает с каждым днем.