Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака

Оставалась одна закрытая дверь. Жанна Бакстон в третий раз пустила в ход тот же ключ, и дверь открылась. Она сначала ничего не разглядела в темноте, там царил полный мрак. Потом ее глаза привыкли к темноте, она увидела смуглую тень и услышала ровное дыхание спящего.

Точно предчувствуя каким-то сверхъестественным образом удивительное открытие, которое ей предстояло сделать, Жанна ослабела. Трепещущая, с бьющимся сердцем, без сил, она оставалась на пороге, а ее взгляд напрасно пытался проникнуть во тьму. Наконец она вспомнила, что в коридоре, у двери, есть выключатель, и повернула его.

Какое неожиданное и ужасное потрясение испытала Жанна Бакстон!

Если бы она увидела в этой подземной тюрьме одного из тех, кого только что оставила на заводе, если бы даже нашла там своего брата Джорджа Бакстона, в смерти которого была уверена десять лет, она не была бы так поражена.

Пробужденный внезапным светом, человек поднялся на кровати, поставленной в углу комнаты. Одетый в лохмотья, сквозь дыры которых просвечивало тело, покрытое бесчисленными ранами, худой, как скелет, он с трудом пытался распрямиться, поворачиваясь к свету и глядя на вошедшего расширенными от ужаса глазами.

Но, несмотря на ужасные следы долгих пыток, несмотря на изможденное лицо, бороду и всклокоченные волосы, Жанна Бакстон не могла обмануться и мгновенно узнала несчастного узника.

Совершенно невероятным и поразительным было чудо, что в глубине блеклендской темницы она узнала того, кого оставила шесть месяцев назад в Англии за мирным трудом. Этот человеческий призрак, это замученное существо был ее брат Роберт Льюис Бакстон.

Шатаясь, с глазами, вылезшими из орбит, охваченная суеверным ужасом, Жанна оставалась недвижимой и немой.

— Льюис! — воскликнула она наконец устремляясь к несчастному брату, который бормотал с растерянным видом:

— Жанна! Ты здесь! Здесь!

Они упали друг другу в объятия и долго рыдали, не в силах вымолвить ни слова.

— Жанна! — прошептал наконец Льюис.— Как могло случиться, что ты пришла ко мне на помощь?

— Я расскажу потом,— ответила Жанна.— Поговорим о тебе. Объясни мне…

— Мне нечего сказать! — вскричал Льюис с жестом отчаяния.— Я ничего не помню. Пять месяцев назад, тридцатого ноября, в моем кабинете я был оглушен жестоким ударом в затылок. Я очнулся связанным, с заткнутым ртом, в каком-то ящике. Меня перевозили, как багаж, двадцатью разными способами. В какой стране? Не знаю… Вот уже четыре месяца, как я не покидаю этого каземата, и каждый день мое тело терзают щипцами, меня бьют бичом…

— О! Льюис! Льюис! — застонала Жанна, рыдая.— Но кто же этот палач?

— Это — самое худшее…— печально начал Льюис.— Ты даже не отгадаешь, кто этот палач…— Льюис внезапно замолк.

Его протянутая рука указывала на что-то в коридоре, а глаза выражали неописуемый ужас.

Жанна посмотрела на дверь. Она побледнела, и рука ее вытащила из-за корсажа оружие, найденное в Кубо, в могиле брата. С глазами, налитыми кровью, с пеной на губах, с хищно оскаленными зубами, свирепый, ужасный, потерявший человеческий облик, перед ними стоял Гарри Киллер.

— Гарри Киллер! — вскричала Жанна.

— Гарри Киллер? — спросил Льюис Бакстон и удивленно посмотрел на сестру.

— Он самый,— проворчал Киллер хриплым голосом.

Он сделал шаг вперед, и его громадная фигура загородила всю дверь. Он опирался о косяки, стараясь утвердить равновесие, сильно нарушенное после вечерних возлияний.

— Это так, по-вашему, сдаются? — забормотал он со злобой.— Мадемуазель устраивает свидания без ведома будущего мужа?…

— Мужа?…— повторил удивленный Льюис.

— Или вы думаете, что я уж так сговорчив? — прибавил Гарри Киллер, войдя в темницу и протянув к Жанне свои огромные волосатые руки.

— Не подходите! — вскричала Жанна, размахивая кинжалом.

— Ого! — иронически заметил Гарри Киллер.— У осы есть жало!

Все же он благоразумно остановился посреди камеры, не спуская глаз с кинжала, которым грозила ему Жанна Бакстон.

Воспользовавшись его нерешительностью, она увлекла с собой брата к двери, отрезая таким образом отступление противнику.

— Да, у меня есть оружие,— отвечала она дрожа,— и какое оружие! Я нашла этот кинжал в могиле… в Кубо!

— В Кубо? — повторил Льюис.— Не там ли, где Джордж…

— Да, в Кубо, где пал Джордж, погибший не от пули, а сраженный этим кинжалом, на котором написано имя убийцы — Киллер!

Гарри Киллер сделал шаг назад при упоминании о драме в Кубо.

Бледный, растерянный, он оперся о стену каземата и смотрел на Жанну с каким-то страхом.

— Киллер, говоришь ты? — вскричал в свою очередь Льюис.— Ты ошибаешься, Жанна. Не таково имя этого человека… Оно другое, оно еще хуже и не ново для тебя…

— Другое?

— Да… Ты была еще малюткой, когда он нас покинул, но ты много раз слышала о нем. Это сын твоей матери, Уильям Ферней, это твой брат!

Разоблачение, сделанное Льюисом Бакстоном, произвело совершенно различное впечатление на двух действующих лиц этой сцены. В то время, как Жанна, уничтоженная, бессильно опустила руку, к Уильяму Фернею — оставим за ним отныне его настоящее имя — вновь вернулась вся его самоуверенность. Казалось, он сразу протрезвел. Он выпрямился и устремил на Жанну и Льюиса взгляд, горящий ненавистью и неумолимой жестокостью.

— А! Так вы Жанна Бакстон! — произнес он свистящим голосом. И повторил еще раз, скрипя зубами: — А! Так вы Жанна Бакстон!

И внезапно, давая выход всем своим чувствам, он заговорил так быстро, что не успевал выговаривать слова. Он выкрикивал короткие обрубленные фразы, задыхаясь, глухим голосом, с безумными глазами:

— Я восхищен!… Да, правда, я восхищен!… Ага! Вы были в Кубо!… Да, верно, я его убил… Вашего брата Джорджа… Красавчика Джорджа, которым так гордилось семейство Бакстонов!… Я убил его два раза… Сначала душу… Потом тело… И теперь я держу здесь вас, вас обоих!… В моей власти, под сапогом!… Вы мои!… Я могу сделать с вами что угодно!…

Его слова, вылетавшие из перехваченного ненавистью горла, едва можно было разобрать. Он заикался, пьяный от радости возбужденный, торжествующий.

— Подумать только… Я поймал одного… И вот другая сама является ко мне!… Это слишком смешно!…

Он шагнул вперед, но ни Жанна, ни Льюис не могли сделать ни одного движения. Он наклонился к ним:

— Вы думаете, что знаете очень много? Вы ничего не знаете!… Но я вам расскажу… Все!… И с удовольствием!… Ага!… Он меня выгнал, ваш отец!… Пусть теперь порадуется!… Мне недостает только одного… Я хочу, чтобы он знал… перед смертью… чья рука наносила ему удары… Эта рука… Вот она!… Моя!…