Алексей Вышеславцев - Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

Скоро завязался общий разговор. Хозяин заговорил о России. Воспоминания его перенесли меня ко временам Арзамасского общества. Он рассказывал о друге своем, Карамзине, и говорил с восторгом о Державине. О новой русской литературе, начиная с Пушкина, он не имел понятия. Для нас это был человек минувшего, пришедший после сорокалетнего сна рассказывать о том, что он еще видел засыпая, — хотя он на эти сорок нет засыпал только для русской литературы. Сидевшая около меня мисс пояснила мне причину бледности своего лица: они все, с домочадцами (не смотря на то, что эти домочадцы были китайцы), в один прекрасный день встали отравленными…. He доложил ли отравитель яду, или каким-нибудь другим образом испортил дело, только, к счастью, отравление не удалось. Жена Бауринга, с окончательно расстроенным здоровьем, уехала в Англию, дочери выходились. Прибавлю еще по секрету, что злые люди сомневаются в справедливости этой истории, будто бы выдуманной богатою фантазиею доктора. Впрочем, ничего нет мудреного; в Гон-Конге все может случиться. После обеда собрались в салон, барышни являли свое искусство: одна пела, другая играла на клавикордах. Часу в одиннадцатом мы возвратились домой. Кули (носильщики) пошли прямою дорогой, по узкой тропинке, ползущей между бамбуками и кустарниками; сходить было довольно круто; задний кули напирал на переднего, который, как сильная лошадь, сдерживал на плечах своих тяжесть паланкина. В траве и зелени тысячи стрекоз и кузнечиков трещали и звенели, a таи, на верху, на бесконечном небосклоне, сияли мириады звезд разнообразным блеском; за горами сверкала зарница, и город спал в тишине и спокойствии; попадалась одни полисмены с заряженными ружьями. Хорошо, однако, спокойствие!

Между тем, введение в док нашего клипера было окончательно решено; он потек еще в Южном океане. Время и место благоприятствовали, надо было пользоваться. В местечке Вампу, или Вампуа, есть несколько доков, принадлежащих частным лицам, a до Вампу 60 миль. Нам рекомендовали доки Купера, и вот сам Купер явился на клипер и торопил скорее выходить из Гон-Конга.

Купер, маленький человек, с красным носом, рыжеватыми бакенбардами, и глухой от солнечного удара, принадлежит к разряду людей, составляющих себе трудом, предприимчивостью и энергией большие состояния. Эти люди становятся выше случайности, и неудачи только подстрекают их к большей предприимчивости. Еще отец его выстроил в Вампу доки, из которых два были каменные; но в прошлом году оба дока, с чинившимися в них двумя фрегатами, были сожжены китайцами. Банкротство готово было разразиться над Куперами, но они не унывали. Немедленно заложен был новый док. Все лучшие мастеровые оставили их, потому что мандарины грозили им разорением семейств и казнями в третьем и четвертом колене, если они останутся у Купера. Наконец, лодка с двенадцатью гребцами подъезжает к блокшиву, на котором жил Купер; спрашивают старика-хозяина, говорят, что им нужно видеть его самого, чтобы передать в собственные его руки очень важное письмо. Обманутый старик выходит; его хватают, связывают, в лодка быстро уходит, сопровождаемая отчаянным криком оставшегося семейства. С тех пор никакой вести не приходило о старике; убит ли он, изнывает ли в заключении, неизвестно. Жена его, не смея убедиться в чем-нибудь решительном, мучится неизвестностью и тайною обманчивою надеждой. Но сын его не унывал. He смотря на то, что голову его оценили в 4,000 пиастров, он кончил каменный док и вводит в него (так же, как и в пять земляных доков) судно за судном; дня не проходит праздно. Китайские рабочие, за грошовые цены, копошатся и хлопочут с утра до вечера, таская мачты, работая у шпилей, вбивая деревянным молотом в разошедшиеся пазы конопатку, и с изумительною быстротою меняют медную обшивку судна. Маленький Купер смотрит между ними главнокомандующим. Как боятся его клерки, с каким почтением подходит к нему какой-нибудь страшила-плотник, китаец с заячьею губой!.. Купер серьезен и не красноречив; его боятся, слушаются, a между тем каждый из этих китайцев знает, что может взять за его рыжую голову 4,000 пиастров. При таком настойчивом преследовании цели, дела Купера поправляются. Сгоревшие доки и фрегаты, за которые ему пришлось платит, отдалили его возврат на родину на несколько лет, в течение которых он должен погасить долг. Он недавно женился; но и тут ему неудача: жена его не доносила первого ребенка, выкинула и вскоре умерла.

Этот-то Купер, в белой куртке, с заряженными пистолетами в карманах (без них он никогда не ездит), явился к нам на клипер, торопя идти, чтобы воспользоваться высокою водою на баре и попутным течением во время прилива. Наш компрадор (поставщик провизии) Атон привез своего брата Уош, который должен был идти с нами в Вампу и доставляет все, что нам нужно. Атон, при прощанье, сказал, что Вампу — «not good,» и пальцем провел поперек горла. Лоцманом был тоже китаец.

Августа 6-го, часу в третьем по полудни, пары были готовы, и мы снялись с якоря, He успели отойти нескольких сажен, смотрим, догоняет нас китаянка; это были наши прачки, не успевшие привезти нам нашего белья. Вместе с бельем очутилась и вертлявая прачка на клипере и объявила решительное намерение идти с нами. Таким образом, китайцев расположилось на палубе нашего клипера довольно. Каждый из них вез свои вещи и свою пищу. В узелке прачки, который мы развязали, был целый новый костюм, панталоны, блуза, пара маленьких башмаков на толстой подошве и довольно большая связка чохов (чохи или коши, медные деньги, единственная китайская ходячая монета), «Баба на судне не к добру», вероятно, подумал не один матрос.

«Ваше благородие, сказал мне таинственно М.: ведь у всех этих китайцев под рубашкой пистолеты.» — Ты почем знаешь? — «А я нечаянно увидал, вот у этого, что косу обмотал вокруг своей бритой башки; a у другого мы тихонько приподняли сзади рубашку, и тоже пистолет висит.» Что же это за воинственная сторона Вампу, думал я, если и китайцы вооружаются?

Мы шли проливами, между островами. Никогда еще машина наша так хорошо не действовала; она как будто интересничала с Купером, желая показаться во всей своей красоте. Китаец-лоцман рукой делал знаки рулевому, вахтенный офицер спешил переводить эту мимику на команду: «право, одерживай», и пр. Китаянка-прачка, в невинности сердечной, не подозревая всей важности шканец, уселась под баркас и принялась кушать свои патентованные пироги, и после этого скрылась за рубкой. Всегда строгого, военного вида, клипер как будто рассмеялся на этот раз. Справа и слева теснили пролив горы, голые, однообразные, холмовидные, то расходясь, то сближаясь. Изредка виднелось жилье, какая-нибудь лачужка с деревом, на воде качающаяся джонка с подобранными рогожными парусами и с красным флагом о нескольких концах. Наконец слева море расчистилось, с другой стороны холмистые громады образовали живописную перспективу, и заходящее солнце не замедлило разлить на все свое теплое, волшебное освещение. Вдали засинело; фиолетовые кряжи гор подергивались матовою пеленой, и отражавшийся в тихой глади вод свет солнца начал нестерпимо резать глаза. Еще мгновение — и все облилось ровным мягким светом; в воздухе сделалось свежее; отдаленные горы стали исчезать; на других неровности сглаживались в ровные массы; только небо долго еще переливалось бесконечными оттенками волшебных, не имеющих названия цветов. Целые ряды бамбуковых мачт китайских лодок, выехавших на рыбную ловлю, в стройном порядке виднелись справа и слева. Скоро вошли в Чу-Кианг. Луна ложно выказывала очертания берегов. Но вот у нас перед глазами выросла скала, по сторонам приблизились к ней возвысившиеся, крутые берега; по ним, как белою лентой, обвивались стены укреплений. Это знаменитая Тигровая Пасть (Восса tigris), страшное китайское укрепление, бойницы которого, впрочем, несколько раз были разрушены англичанами. Никакой флот не мог бы пройти здесь, если бы кто другой, a не китайцы, защищали этот проход. В 1847 году один бриг и три парохода, с 900 человек команды, разрушили все укрепления и заклепали на них 879 пушек! По близости должна быть бухта, в которой прежде останавливались суда, нагруженные опием, и где скрывалась эта китайская контрабанда. Я спрашиваю лоцмана, где эта бухта, и он пальцем указывает мне направо, где в темноте я, конечно, ничего не вижу.